…Кто были эти женщины, с которыми он бился и катался по земле, Гаор потом не мог, да и не пытался вспомнить. Всё дальнейшее смешалось, перепуталось, но помнил одно: делал должное, что иначе было нельзя, и хотя было уже тихо, та песня ещё звучала в нём, и делал он всё, подчиняясь ей, и заснув прямо на земле, продолжал слышать её…
— Рыжий, — его тронули за плечо, слегка потрясли, — очнись, братейка.
Гаор со стоном открыл глаза и увидел белый диск луны на голубом предрассветном небе.
— Утро? — спросил он луну.
Рядом негромко рассмеялись.
— Светает уже, давай помоги мне.
Гаор сел и помотал головой, просыпаясь и вытряхивая набившуюся в волосы землю. Вчерашнее медленно всплывало в памяти. Он… ладно, это потом, а сейчас… он сидит голым на истоптанном газоне, а рядом стоит Старший в одних штанах, без рубашки и тоже перепачканный землёй и с граблями в руках.
— Иди, штаны надень, и мы сейчас тут быстренько, пока охрана дрыхнет.
Гаор встал и огляделся. Газон был пуст, только на краю, уже на бетоне, валялись две пары ботинок, две рубашки и чьи-то, скорее всего, его штаны и грабли. Всё стало ясно. Все уже разошлись, а он так и заснул на земле и его не стали будить. А теперь ему на пару со Старшим надо разровнять землю, убрать все следы ночного… действа, не сразу пришло нужное слово. Он потянулся, расправляя мышцы, и пошёл за штанами. Почему-то после ночи, проведенной нагишом на мокрой от росы земле он не чувствовал себя ни замёрзшим, ни усталым.
Вдвоём со Старшим они быстро разровняли землю, убирая вмятины от тел и вытоптанную хороводами дорожку.
— Ну, вот и ладноть, — удовлетворённо кивнул Старший, оглядывая результат их работы. — Теперя пошли, грабли уберём и вниз, завтрак уже скоро, — и предупредил. — Ты не обувайся пока, а то ноги сотрёшь в кровь.
Гаор кивнул. Как и Старший, он повязал рубашку вокруг пояса, взял ботинки, взвалил на плечо грабли, и они неспешно пошли под набиравшим силу золотистым солнечным светом на свой двор.
Голова была лёгкой и приятно пустой, будто он проспался после хорошей выпивки с друзьями и теперь готов к новым и любым подвигам. В предутренней тишине вдруг неожиданно звонко засвистел, защёлкал в деревьях вдоль ограды соловей. И Гаор не удержался, подсвистел в ответ.
— Откуль знашь? — спросил Старший.
— Иногда команды не голосом, а вот так свистом или ещё как отдаешь, — стал объяснять Гаор, — ну когда в разведке или в дальнем охранении, нас и учили, птиц различать, ну и чтоб врага, если он под птицу сигналит, узнать.
Гаор сам понимал, что получается не очень внятно, но Старший кивнул. Гаор искоса посмотрел на него и тихо сказал.
— Спасибо.
— Ладноть тебе, — улыбнулся Старший. — Чего я, братейку в таку ночь брошу, что ли ча?
— Кого? — спросил Гаор, сразу вспомнив, как Старший его будил, — как ты меня назвал?
— Братейка, брат молодший, меньшой, значит. Мы ж побратались на Новогодье, помнишь? Когда ты меня от капральской смеси отпаивал.
— Помню, — кивнул Гаор, обрадованный, что так просто и хорошо объяснился тот обряд. — А почему я младший?
— А тебе сколько? Ну, по летам.
— Двадцать шесть, нет, чёрт, двадцать семь уже.
— Ну вот, а мне тридцать два. И, — Старший усмехнулся, — по рабской жизни я старше.
— Понятно. Значит, я тебе братейка, — Гаор старательно выговорил новое, но сразу ставшее близким слово, — а ты мне?
— Братан.
— Братан, — повторил Гаор, словно пробуя слово на вкус. — Так и звать тебя?
— Зачем? Энто уж наше, — Старший улыбнулся, блеснув из-под усов зубами, — семейственное. Понял, Рыжий?
— Понял, — засмеялся в ответ Гаор, — как ни крути, а ты Старший.
Старший довольно захохотал.
За разговором они дошли до своего корпуса. В полутёмном — лампы горели в полнакала и через одну — верхнем тамбуре-холле Старший провёл его мимо закрытой двери верхней надзирательской, мимоходом указав неопасливым шёпотом.
— Тута "ящик", ну где держали тебя.
Гаор кивнул.
Свернули в такой же полутёмный коридор с рядом дверей. Одна полуоткрыта.
— Сюда клади.
Грабли, лопаты, вёдра, ещё что-то… Понятно. Света в кладовке не было, и её глубина тонула в темноте, не позволяя разглядеть всё хранившееся там. Они поставили грабли у двери, рядом с пучком штыковых лопат, и Старший захлопнул дверь, громко щёлкнув автоматическим замком.
— У тебя есть ключ? — не выдержал Гаор.
— Цыть, дурак, — шёпотом рявкнул Старший, — кто ж мне даст? — и озорно подмигнул, — у меня Мастак есть. Айда вниз, пока суки не затявкали.
Они быстро пересекли холл, уже не таясь, спустились вниз и мимо закрытой надзирательской вошли в тихий коридор. Из кухни выглянула Маманя.
— Ну?
— Баранки гну, бубликом завиваю, — весело ответил Старший, — слепой видал, немой рассказал, а глухой услышал. Всё сделали.
— И ладноть, — улыбнулась Маманя, — идите мойтесь, а то вона, аж чёрные оба. Головами, что ли ча, землю рыхлили.
Гаор шутливо козырнул ей, щёлкнув босыми пятками, а Старший коротко и довольно рассмеялся.
Спальня оказалась полупустой, свет горел по-дневному. Кто-то спал, кто-то просто лежал, отдыхая. Мастак на своей койке опять что-то сосредоточенно мастерил. Ворон спал, лёжа на животе и спрятав голову под подушку. Гаора и Старшего никто ни о чём не спросил и вроде даже не заметили, как они проходили к своим койкам, раздевались и шли в душевую.
Отмыть волосы от набившейся в них мягкой, смешанной с торфом земли, оказалось нелегко.
— Ты гребень возьми, — посоветовал обмывавшийся под соседним рожком Старший, — и вычеши по-мокрому.