Мир Гаора - Страница 163

163

— Пошёл!

Удар прикладом между лопаток бросил его вперед, к стоянке. Он бежал, не оглядываясь, но слыша за спиной вполне слаженный топот остальных. "Неужели обошлось?! И душу отвели, и сволочам вмазали, и все целы! Вот здорово! А вон и их грузовик, дверца так и осталась открытой, как он её бросил, сорвавшись в атаку". И… как налетел на препятствие. Потому что из-за дверцы вышел и остановился, явно их поджидая, и столь же явно рассерженный Сторрам. "Ни хрена не обошлось!"

Уже шагом они подошли и остановились перед хозяином, покорно ожидая наказания, в неизбежности которого ни один не сомневался.

— Тебя за этим посылали? — тихо спросил Сторрам.

Вопрос явно не требовал ответа, да и слышал он подобное не раз, ещё после училищных драк, и, помня главное правило таких начальственных разборок: ничего не объясняй и ни в чём не оправдывайся, — молчал, разглядывая хозяйские ботинки. Вот они шагнули вперёд. Сейчас ударит.

Оплеуха была звучная и сильная.

— Почему машина без присмотра? — новый столь же не требующий ответа вопрос. — Двадцать пять "горячих".

И не после ужина? Будет сам сейчас бить? Он заинтересованно приподнял глаза. И тут же понял, что Сторраму марать руки об него незачем. Рядом с хозяином уже стоял с дубинкой наготове рядовой в серой с зелёными петлицами форме.

— Выполняйте, — кивнул ему Сторрам.

— Так точно! — по-строевому рявкнул надзиратель. — Раздевайся и ложись!

Обычно "горячие" вваливали, поставив "столиком", но, разумеется, он поправлять надзирателя не стал. Расстегнул и спустил комбез, задрал на голову сразу обе рубашки — верхнюю и нижнюю, так же спустил штаны и подштанники и лёг на холодный шершавый асфальт стоянки.

— Прикажете слоем или полоской? — осведомился у Сторрама надзиратель, влепляя первый удар пониже лопаток.

— Ему сидеть за рулём, — спокойным даже скучающим тоном ответил Сторрам.

— Понятно, — бодро ответил надзиратель, — сейчас сделаем.

Гаору тоже всё было понятно. Кроме одного: зачем Сторраму понадобилось бить его, а за ним и остальных — тем было предназначено "по мягкому", а количество в зависимости от степени повреждения одежды — именно здесь, почему наказание не отложили, как обычно, до вечера? Но вложили ему, как и было приказано: пять и слегка по ягодицам, а двадцать уже посильнее по спине.

— Вставай.

Он послушно встал и оделся. Сторрам коротким шевелением пальца уложил под дубинку Тарпана, назначив тому десять "по мягкому", а ему кивком показал на машину. А когда он прогрел мотор, Сторрам тем же безмолвным, но вполне понятным жестом отправил его за карточками.

Пробегая мимо машин к тому лейтенанту, что забирал их карточки, он увидел, что у всех машин и перевозочных фургонов лежат, сверкая голыми ягодицами, над лежащими машут дубинками надзиратели и рядом стоят неровными колоннами и шеренгами в очередь за наказанием. И бьют сильно: многие стонут или кричат. Арестантов в стороне у больших "чёрных воронов" била уже тюремная охрана и, судя по замеченным им мимоходом деталям, там, среди охранников, были бывшие спецовики. Не-ет, с ними ещё обошлось. Пожалуй, и к лучшему, что Сторрам здесь: при хозяине их всерьёз уродовать не стали.

Охавшему под ударами Зуде добивали "по мягкому", когда он с карточками вернулся к машине. Сторрам словно и не заметил. Значит что? Хозяин не поедет с ними?

Так и вышло. Когда Зуда встал и, подтягивая штаны, поклонился, благодаря за наказание — чего он сам не сделал, так что сейчас, похоже ещё огребёт — Сторрам распорядился:

— Рыжий, после ужина получишь остальное. Завтра все по обычным местам. Сейчас езжайте.

— Да, хозяин, — нестройно выдохнули они уже в спину уходящего Сторрама.

— В машину! — негромко гаркнул он, бросаясь за руль. — Тарпан, борт.

Уматывать надо было в темпе, пока не добавили. Остальные тоже это понимали и разместились в кузове с уже почти фронтовой сноровкой. Тарпан закрыл и закрепил борт и последним залез в грузовик.

— Всё, Рыжий, айда!

— Держитесь, — рванул он машину с места.

Ни бегая за карточками, ни разворачивая машину на выезд, он не позволил себе посмотреть на место их драки, где остались лежать убитые и те, кто не смог по команде встать. Добили их там, на месте, или увезли на утилизацию… им помочь было уже никак нельзя, так и нечего душу травить, сердце рвать, и поездка на дамбу осталась в памяти упоением боя, и бесконечными хвастливыми рассказами в спальне, как мы тварям-блатягам врезали, и как Рыжий молодец, не пикнул, когда вваливали.

— Мотри, Рыжий, — Матуха с ласковой укоризной покачала головой, осмотрев его спину и выслушав: не отбили ли лёгкие, — за норов лишнее огребаешь.

— Мне чужого не надо, — отшутился он, — а что моё, то моё, не отказываюсь, — и уже серьёзно, — не кричал, и не буду кричать, пока терпеть могу. Последнее дело пощады у врага просить.

Матуха молча потрепала его по голове и отпустила.

Отругал его и Ворон.

— Ну, куда ты лезешь?

— Наших бьют, а мы в стороне? — возразил он, переставляя пешку.

— Про криптии тебе напомнить?

— Эва, вспомнил! Я о них только в книгах читал!

— А это что за хренотень? — сразу заинтересовались мгновенно собравшиеся вокруг болельщики, зрители и слушатели.

— Вот и объясни, — ехидно сказал ему Ворон, делая ход слоном, — вспомни, чему учили, и блесни знаниями.

— Ну, когда рабство только начиналось, — стал он объяснять, и, не обратив внимания на резко наступившую мёртвую тишину, потому что был занят сложившейся на доске позицией, — боялись восстаний, и убивали потенциальных вожаков, ну тех, кто мог такое восстание возглавить. Иногда вместе с ними выбивали всю семью или посёлок. Делали это специальные воинские команды, а называлось криптии, — закончил он вдруг голосом, севшим от понимания, что же такое говорит.

163