— Не додрался, понимашь, — в тон заканчивает за него Тарпан.
— И "по мягкому", понимашь, мало отвесили, — серьёзно кивает Полоша.
И снова дружный хохот.
В гостиной удивительное сочетание строгости и уюта. Никакой казённости, но и никакой расслабленности. Строгое, но не аскетическое мужское жильё. Электрокамин с хорошей имитацией пламени, удобная обтянутая кожей мебель, выдержанный коньяк, дорогие, но ни в коей мере не вычурные рюмки. И неспешная уважительная беседа равных, хотя и возраст, и положение собеседников значительно различаются.
— Вы затеваете большое дело.
— Да, и если Огонь позволит развернуть его до желательной величины, то я смогу обеспечить и детей, и внуков.
— Большое дело требует серьёзных вложений.
— Да, полковник. И я не могу рисковать пробным вложением. Именно поэтому я и обратился к вам. Вы же знаете, аукцион это лотерея, игра, у меня сейчас нет денег и времени на игры.
Задумчивый кивок.
— Что ж, в определённом смысле вы правы.
Сторрам поднес к лицу рюмку и не так отпил, как вдохнул запах.
— Но дёшево я его не отдам.
Ридург Коррант улыбнулся.
— Я на это и не рассчитывал. Такой товар стоит дорого. И я его покупаю не для перепродажи.
— Но вы уверены, что это наилучший вариант? Если поездить по накопителям, то можно будет найти и… более интересный экземпляр.
— Возможно. Но то, что я видел, меня устраивает. И то, что я и его владелец, — Коррант улыбнулся и подмигнул, — сослуживцы, даже однополчане, тоже.
Сторрам рассмеялся, а Гархем, молча слушавший разговор, улыбнулся.
— Ситуация мягко говоря пикантная, капитан. Не продавец, а покупатель расхваливает товар, набивая цену. Ну что ж, помощь однополчанину зачастую выше долга крови. Я купил его за семь тысяч как новообращённого. Давайте так. Чтобы вы потом не могли ни в чём меня упрекнуть, проведём осмотр здесь, и тогда решим окончательно.
— Согласен.
Сторрам посмотрел на Гархема, и тот прошёл к телефону.
На выходе из столовой Гаора дёрнула за рукав Белена.
— Рыжий, ты куда сейчас?
Гаор с интересом посмотрел на неё.
— А куда надо?
— Ой, ну непонятливый ты.
— Сейчас пойму, — пообещал Гаор, крепко обхватывая её и прижимая к себе.
— Чо, прям здесь?! — удивилась Белена.
— То тебе не так, и это тебе не этак, — почти искренне возмутился Гаор, заталкивая её в угол за дверью столовой.
Белена фыркнула.
— Вот кривин сын, как есть лесовик дикой…
— Мг, — согласился Гаор, вжимая её в стену, но так, чтобы Белена при желании могла бы вывернуться, а что она его кривиным сыном и лесовиком обзывает, так на то он и криушанин, принятой, правда, ну так это уж мелочи.
Белена вывернуться не захотела. Распахнутая дверь столовой прикрывала их от суетящихся в коридоре, и Гаор чувствовал себя в полной безопасности, зная, что все всё видят и понимают и никогда не помешают ему.
Белена крепко обхватила его за плечи, прижимая к себе. Как и он, она переоделась на ужин и была только в рубашке и штанах на голое тело. Гаор выставил вперёд руки и крепко упёрся ладонями в стену возле её головы.
— Ну, держись, Белена.
— Сам не упади!
— А не тебе меня свалить!
И в самый разгар, когда Белена, удивлённо охнув, почти повисла на нём, пронзительно задребезжал звонок, распахнулась совсем рядом дверь надзирательской, и гаркнули.
— Старший! А ну живо сюда!
Гаор и Белена замерли. И хоть увидеть их из надзирательской не могли, оба поняли, что дальнейшего не будет. Вызов в надзирательскую всегда не к добру, а уж в неурочный час… Гаор отпустил Белену, досадливо выругался и стал оправлять одежду.
Коридор затих в напряжённом, опасливом ожидании. Гаор с Беленой вышли из своего укрытия и присоединились к остальным. Белена убежала к женщинам, столпившимся у двери своей спальни, а Гаор подошёл к Ворону. В ответ на его вопросительный взгляд, Ворон молча пожал плечами, но лицо его было угрюмо сумрачным.
Распахнулась наружная дверь, и в коридор влетел так, будто его пнули в спину, Старший, обвёл всех обалдело изумлёнными глазами.
— Рыжий где?
— Здесь я! — рванулся к нему Гаор, — что случилось?
— Требуют тебя, чтоб как есть бежал!
Как есть? В штанах и рубашке на голое тело? Босиком? А чёрт, чуньки снять, чтоб не придрались! Гаор торопливо стянул чуньки — хотя ноги давно не болели, он их носил в спальне всю зиму, снимая только в душевой — и сунул стоявшему рядом Махотке.
— Брось на койку. Старший, чего…?
— Рыжий, натворил чего? — Старший встревожено смотрел на него. — За "горячими" зовут?
— Да нет, — Гаор выпрямился, неистребимым усвоенным с детства движением проверил, как заправлена рубашка, и пошёл к двери, еле слышно выдохнув, — Мать-Вода, пронеси меня.
За ним захлопнулась дверь, и как ни прислушивался Старший, ничего разобрать было невозможно. Зачем звали? Всыпать "горячих"? Так за что? И обычно о таком объявляет Гархем на построении. Надзиратели от себя решили ввалить? Так, вроде, в этой смене таких любителей нет. И Рыжий говорил, что рейс удачно прошёл. Побаловаться с ним захотели, как с Тукманом? Вот это хреново, у Рыжего хватит дурости начать отбиваться, тогда дело и "ящиком" может кончиться. Но тоже такой любитель не в этой смене. Что же там такое? Ни ударов, ни криков не слышно. Но Рыжий всегда под дубинкой молчит.
К Старшему подошел Ворон.
— Как звали? Обмолвок не было?
Старший мотнул головой.
— Нет, просто велели, чтоб бежал как есть.
— Может, на работу какую дёрнули? — подошла к ним Мать.