— А оплатишь когда? Освободят? — спросил молодой тощий парень, совсем мальчишка по виду.
Гаор, не сдержавшись, выругался с настоящей злобой.
— Как же! Поставят кружок, и буду считаться обращённым. Ошейник не снимается!
— Это мы знаем, — спокойно сказала Большуха.
И её тон заставил Гаора проглотить уже готовую сорваться с языка ещё более крепкую ругань.
— Ну, Рыжий, так Рыжий, — сказала Нянька, внимательно глядя на него. — Не самое плохое имечко.
— Ну да, — согласились с ней, — господа, быват, и вовсе непотребно прозовут.
— Наш-то ничего, разрешает по-материному зваться.
— Ничо, паря, проживёшь.
— А куда ж я денусь, — улыбнулся, успокаиваясь, Гаор.
— А работал кем?
— Шофёром.
— Это водила, что ль?
— Да, — кивнул Гаор.
— А раньше? Ну, до того?
— Раньше? — переспросил Гаор, — раньше я в армии был, воевал.
Молча сидевший на дальнем конце стола мужчина шевельнулся, и Гаор невольно посмотрел на него. Тёмное узкое, как сдавленное с боков, лицо, чёрные длинные волосы заплетены в две тонкие косы, спадающие с висков вдоль лица и делающие его ещё уже, высокие выступающие углами скулы, опущенные к переносице и вздёрнутые к вискам брови. На смуглой шее почти сливающийся с ней по цвету ошейник с блестящей заклёпкой, на лбу над переносицей синий, перечёркнутый диагональным крестом квадрат. Раб, раз ошейник и клеймо, но… Аггр?! Откуда?
У Гаора непроизвольно сжались кулаки, и напряглось как перед прыжком тело. Их глаза встретились, и мужчина спросил с характерным гортанным акцентом.
— Ты… воевать?
— Да, — ещё сдерживаясь, ответил Гаор.
— Ты… фронт?
— Да! А ты…?
Аггр кивнул.
— Я воевать. Я плен, — улыбнулся, оскалив белые зубы, и встал, — ты воевать, ты раб. Я рад.
Гаор рванулся из-за стола навстречу ему. Но драки не получилось. Аггр обошёл его как неживую преграду, склонил голову, благодаря матерей, и вышел, мягко, без стука прикрыв за собой дверь. Помедлив с мгновение, Гаор сел, понимая, что глупо стоять посреди кухни, когда противник ушёл.
— Кто это? — заставил он себя спросить внешне спокойным тоном.
— Джадд это, — стали объяснять ему,
— Хозяин его откуда-то привёз.
— Так-то он тихий.
— И понимает почти всё, говорит вот только…
— Да он молчком всё.
— А задевать его не след, шалеет он в драке.
— Я ему пошалею, — буркнул Гаор, — а работает кем?
— Да как все мы.
— Так-то он шорничает там…
— Обувку всем чинит…
— Ну и…
Рассказчики замялись, и за всех ответила девчонка, не Трёпка, а другая, поменьше, с белыми волосами, заплетёнными в косички.
— А ещё он порет всех, ну, по слову хозяйскому.
Палач, ну ясно.
— Чего ещё аггру делать, — хмыкнул Гаор.
Нянька и Большуха переглянулись.
— Никак раньше встречались? — спросила Нянька.
— Воевал я с ними, — ответил Гаор, — с агграми.
Ответить ему не успели, потому что в кухню вошли ещё две женщины. Одну из них Гаор уже видел во дворе, а вторая, красивая, черноглазая и черноволосая, если бы не ошейник и кружок клейма на лбу, была бы настоящей дуггуркой.
— Вот и крали наши, — радостно зашумели за столом.
— Уложили никак?
— Быстро вы седни.
— Чего так, Милуша?
Милуша, выдернув шпильку, распустила длинные, длиннее, чем обычно у дуггурок волосы, и улыбнулась.
— С дороги он, по жене соскучился.
— Ну и в удачу им, — кивнула Нянька, — садитесь, молока выпейте.
— Ой, спасибо, Старшая Мать, — Милуша села за стол, посмотрела на Гаора, — а ты новокупка никак? А прозываешься?
— Рыжий, — ответил Гаор, невольно любуясь ею.
— Эй, паря, — засмеялся чернобородый и светловолосый мужчина, которого остальные называли Чубарём, — на хозяйский каравай рот не разевай.
— От погляда убытку нет, — отмахнулась от него Милуша.
— Да и прибытку не будет, — тихо закончила сидевшая рядом с девчонками женщина.
Гаор уже приготовился к обычному весёлому трёпу, но матери стали разгонять всех на ночь, хотя по ощущениям Гаора время было ещё не очень позднее, у Сторрама он бы только-только на вечернем построении стоял, и весь вечер был бы впереди, но с матерями не спорят.
— Седни уж на полати ложись, а завтрева посмотрим, — распорядилась Большуха.
Полатями назывались высокие, почти на уровне его роста нары — настилом от стены до стены. Там лежали какие-то мягкие то ли зимние куртки, то ли обрывки одеял и, к удивлению Гаора, меховые опять же как шкуры. Куда ушли остальные, Гаор не заметил: он вдруг смертельно устал, и его неудержимо клонило в сон. Он даже раздеваться не стал, нагрёб себе мягкого и мгновенно заснул. И совсем по краю сознания прошла мысль, что хозяин обещал ему двадцать пять "горячих", и бить его будет как раз этот пленный аггр, но додумать, чем это ему грозит, он не успел, заснув окончательно.
Разбудили его, самым бесцеремонным образом дёрнув за ноги.
— А ну слазь, пока не сдёрнули.
Гаор сел, больно ударившись макушкой о потолок. Внизу засмеялись.
— Чего так рано?
— Это кому рано?! — возмутилась внизу Нянька, — вот я сейчас вицу возьму, так сразу вовремя будет!
Что такое вица, Гаор не знал, но смысл всего высказывания понял и спрыгнул вниз. Все уже сидели за столом, а некоторые, похоже, и уже и поработать успели. "Рано как здесь побудка", — подумал Гаор, быстро умываясь у рукомойника.
— Как лопать, так ему вовремя, а как работать, так рано, — ворчала Нянька, пока Большуха накладывала Гаору каши и наливала молока, — ишь устроился, лемзяй, шавуй мамкин…