Мир Гаора - Страница 230

230

Старшая Мать наклонилась, опуская огонек в воду. Журчание прервалось, будто ручеёк вскрикнул. Облачко белого пара окутало Старшую Мать. И… какая-то сила подняла Гаора со всеми на ноги и повела одним общим хороводом вокруг Старшей Матери, окутанной серебристым лунным светом, сквозь который были уже различимы только блеск и цветные искры грибатки. Последним краешком сознания, уплывая, растворяясь в лунном водяном травяном облаке, Гаор заметил, что грибатка Старшей Матери меньше той, что он тогда делал и видел, на три силы. Но додумать он не успел…

…Мать-Земля, Мать-Вода, Мать-Луна… Матери набольшие, спасите нас, помогите нам… Мать-Земля, всего сущего Мать, ты живое родишь, ты мёртвое принимаешь… ты камнем тверда, ты пылью легка… Жизнь и Смерть подвластны тебе… Мать-Вода, ты льдом тверда, ты паром легка… ты прошлое уносишь, будущее приносишь… пронеси мимо бед… не дай Злому Землю обжечь…

…Злой это кто? Огонь?! Так о чём он молится?! Но ужас от совершаемого им только шевельнулся и исчез, не остановив его…

…Мать-Луна, ты зачатий хозяйка… не дашь зачать, и родить нечего, не дай нежити власти на Земле… Мать-Земля, Мать-Вода, Мать-Луна… Мать-Земля всему живому Мать, мы дети твои, Мать-Луна, дай силу нам, дай живое зачать… Мать-Земля, Мать-Вода, Мать-Луна…

…Гаор очнулся, лёжа на траве в голубом предутреннем сумраке. Уже знакомое чувство отрешённого спокойствия, сознания своей правоты и исполненного долга. Рядом с ним также в полу-истоме полусне лежала женщина. Не глядя на неё — он почему-то знал, что так надо — Гаор встал и склонился над ручьём, умылся холодной игриво щекочущей и покалывающей водой и, не глядя на шевелящихся, вздыхающих, встающих на ноги людей, пошёл за своей одеждой.

Он нашёл свои штаны и рубашку, нагнулся за ними, когда что-то заставило его обернуться. За его спиной, на той стороне, над смутно просвечивающими сквозь туман то ли кустами, то ли далёкими деревьями светил красный приятно греющий, а не обжигающий огненный диск солнца. Оцепенев и забыв обо всём, Гаор стоял, опустив руки и неотрывно глядя на Солнце, подставив себя его свету. И так же внезапно очнулся. Нашёл взглядом луну, большую и белую, опускающуюся к горизонту с другой стороны. Солнце и Луна смотрели друг на друга, и он стоял между ними. Невольным движением Гаор раскинул руки в стороны, словно хотел собой соединить их.

Сколько это длилось, он не знал, но когда он опустил руки и, наконец, поднял штаны и рубашку, оделся, завязав полы рубашки узлом на животе, и пошёл обратно к дому, остальные были рядом, и ни тогда, ни потом никто ни слова ему не сказал.

Придя в свою повалушу, Гаор содрал и бросил в угол мокрые штаны и рубашку, подумал, что надо бы их хоть на гвозди повесить и просушить, сгрёб к стене лежавшее на койке бельё, рухнул, как был, нагишом поверх одеяла и заснул. Последней мыслью было: "А кто ж хозяев на моление в храм повезёт?"

Разбудила его Нянька, растолкав самым бесцеремонным образом.

— Вот работничек, — ворчала она, — только бы дрыхнуть ему! Иди давай, принимай машину. Да оденься сначала, шавуй мамкин, куда нагишом прёшься!

Принимать машину? Значит что, это хозяева уже из храма вернулись? Так что, полдень уже?! По обжёгшему при этой мысли чувству голода он понял, что времени и впрямь много прошло. Гаор торопливо, как по тревоге, оделся и, застёгивая на бегу рубашку, рванул во двор.

Легковушка стояла у распахнутых дверей гаража, и хозяин в парадной форме со всеми орденами — боевыми, как отметил, подбегая, Гаор — стоял рядом и курил, оглядывая двор, на котором кипела обычная дневная жизнь. Гуляли куры, спал врастяжку у конуры Полкан и сновали по своим делам люди.

— Крепкий сон — признак чистой совести, — встретил Гаора хозяин. — Здоров ты спать.

Гаор молча встал перед ним, верный усвоенному ещё в училище правилу: ничего не объясняй, ни в чём не оправдывайся. Но хозяину ни его объяснения, ни оправдания были и не нужны.

— Всех баб за ночь перетрахал? — с добродушной язвительностью осведомился Ридург. — Да не пялься ты на меня ради Огня, а то я ваших игрищ не знаю, как вы в полнолуние шалеете, нагишом бегаете и по земле общей свалкой валяетесь. И Нянька туда же. Ладно, делом займись, а то я и по-другому взбодрю. Понял?

— Да, хозяин, — гаркнул в ответ Гаор.

И хозяин ушёл, оставив его наедине с машиной. Гаор сел за руль и завёл легковушку в гараж. Так, проверка, регулировка, вымыть, заправить… всё не проблема.

С Джаддом — не обидно ли тому, что его не берут на общие моления — он так и не поговорил. Хотя… а о чем тут говорить? Наверняка у Джадда своя вера, и менять её аггру не с чего. И вообще в отличие от Сторрамовских казарм, где о ночном потом и говорили, и шутили, не впрямую, правда, а намёками, здесь все молчали вмёртвую. Как скажи, ничего и не было. Только Гард, придя в гараж на очередное занятие — по хозяйскому приказу Гаор учил мальчишку водить машину — попытался выспросить, что это такое было под праздник, вроде как он пение слышал. Гаор притворился непонимающим, о чём идёт речь, и намекнул, что, если Гард ему по мотору всё ответит, то и за руль уже сесть можно будет. И мальчишка сразу про всё забыл.

В целом, Гаору Гард нравился. Нормальный мальчишка, без закидонов и выкрутасов. Если бы… если бы этот мальчишка не был бастардом его хозяина. Всякий раз, когда Гаор невольно, иногда против собственного желания начинал сравнивать своё детство и жизнь Гарда… становилось обидно до злобы на этого ни в чём не виноватого перед ним мальчишку. А Гард, не замечая ничего, болтал обо всём, охотно рассказывая ему, хотя он ни о чём его не спрашивал, о матери. Как он на каникулах сначала заезжает к матери на неделю, а уже потом едет к отцу. Как сначала мать жила с ним здесь и только потом, когда отец женился, переехала, отец ей домик помог в рассрочку купить. А он остался с отцом, но мать часто приезжала. А когда должен был родиться Гриданг, мать почти полгода жила здесь, чтобы помочь и вообще… Ведь первый сын — это особенное. Гарда не забирали у матери, он всегда жил здесь, в этом доме, и искренне называл маленького Гриданга Корранта братиком, охотно играл и возился с ним. И гордо рассказывал мрачно молчащему Гаору, какой у него умненький не по годам и, спасибо Огню, здоровый братик.

230