Мир Гаора - Страница 244

244

Сверяясь с картой и прикидывая, где, на каком перегоне он компенсирует задержку, Гаор постарался выкинуть из головы всё, связанное со статьёй. Дело сделано, и хватит об этом. Спасибо матерям набольшим, Судьбе-Сестре, Жуку и всем из "жёлтого дома" и… и жаль, Седой никогда не узнает, что это было сделано. Но… будь доволен, что и это удалось и ты жив. Мог и спечься.

Но всю дорогу до посёлка он ехал, улыбаясь, насвистывая и напевая самые озорные и "солёные" песни из своего армейского репертуара. И даже смерзающаяся на дороге ледяная корка не испортила ему настроение.

Поганое время — зима, хоть на фронте, хоть на дороге. Но когда ты сыт, в ватной "теляге" — стёганой армейской куртке, кирзовых крепких сапогах с байковыми портянками, то и пешком не замерзнёшь, а уж в тёплой кабине… и вообще, чему ты радуешься? А вот этому! Тёплой одежде, сытному обеду и предстоящей ночёвке в посёлке, где тебя и за стол посадят, и на постельку уложат, и ночью замёрзнуть не дадут! Какие ещё могут быть радости у раба-водилы? Вот именно! А ничего другого нет, и быть не может.

К въезду в посёлок он почти привёл себя — и голову, и морду — в порядок. И работа есть работа. Заказ большой, по двум накладным, и обе длиннющие, и надо не перепутать, всё выгрузить, проследить, чтобы управляющий с пьяными — до праздника ещё две недели, а чмырь уже хорош, и явно не первый день — покрасневшими глазами ничего не перепутал, и принять бланк заказа, здесь, хорошо, жена управляющего вмешалась.

— Да, госпожа. Всё будет сделано, госпожа.

И даже чаевые обломились. Совсем здорово.

А пока дошёл до отведённой ему старостой под ночлег избы, последние мысли о газете надёжно выветрились.

* * *

Круги по воде. Они расходились медленно, но не угасая, а набирая силу и порождая новые.

Мало ли сенсаций печатают газеты?! Многие живут столько же, сколько сам газетный лист. День, ну, неделю от силы, а потом забываются, перекрываются новыми, не менее сенсационными статьями. И эта бы статья преспокойно канула бы в болото забвения, если бы… если бы внимания на неё не обратили те, кому она оказалась на руку для решения каких-то своих проблем.

— Вы читали?

— Признаться, нет, а что?

— Интересный казус для цивилиста.

— Вот как?

— И в чём тут проблема?

— Если открытие совершает раб, то кому принадлежит авторство?

— Простите, коллега, что вмешиваюсь, но раб-изобретатель? Вы не путаете?

Поблёскивая очками, Стиг Файрон с явной почтительностью и тщательно скрытой иронией слушает, как его старшие опытные коллеги начинают обсуждать действительно интересную проблему.

— Кервин, классный фитиль!

— Где ты его откопал?

Кервин подмигивает собеседникам и отвечает стандартным названием газетной рубрики.

— В редакцию пришло письмо.

— Не боишься Торрагайна?

— Смотри, если он потребует опровержения и компенсации…

— Ты прогоришь.

— Ну, пусть он сначала докажет клевету, а потом обсудим компенсацию.

— Кервин, на два слова.

Редактор крупного еженедельника отводит его в угол холла Клуба Журналистов.

— Ты не против, если мои парни попробуют покопаться в прошлом?

— Чьём?

— Таррогайна, разумеется.

Кервин искренне улыбается.

— Конечно, нет.

Конечно, он не против: здесь куда большие возможности. И чем больше грязи и подлости в прошлом Крайнтира Таррогайна откопают и опубликуют, тем легче будет Стигу. И им всем в борьбе за Гаора. Освободить одного раба невозможно. Ни один закон не предусматривает такой возможности. Значит, надо отменить рабство. Полностью. Дать свободу всем, а значит, и Гаору. Нельзя воскресить убитого, значит, надо покарать убийцу.

— Читали?

— Да. Чудовищно!

— Да, коллеги, я никогда не считал Таррогайна… серьёзным учёным, но что он настолько непорядочен…

— Надо поставить вопрос его членства в Академии.

— Да, разумеется.

— И в Союзе Изобретателей.

— Уже.

— Да, и обязательно послать ему уведомление, что его посещения нашего Клуба нежелательны.

— Во избежание эксцессов.

— Да, молодёжь возмущена.

— Значит, решено. Как он появится, свистим.

— А потом?

— Смотрим по обстановке.

— Вам лишь бы поскандалить.

— Так, теперь у нас не повод, а причина.

— Ну да, если воры читают лекции, то…

— То деканат к чёрту!

— Но начнём с него. А деканат потом.

— Не учи!

Солидный заставленный книжными шкафами кабинет. В углу кульман со шторкой, прикрывающей незаконченный чертёж от чужих глаз. И солидная неторопливая беседа двух специалистов. Крупного теоретика и крупного журналиста, специализирующегося на проблемах науки.

— Разумеется, я помню Яунтера Крайгона. Мы вместе начинали, ещё в Политехнической Академии. Он и тогда выделялся. Многие считали его по-настоящему талантливым.

Хозяин кабинета говорит не спеша, обдумывая каждую фразу, не из страха, а из стремления к предельной точности.

— Вы сразу поверили, что Таррогайн мог…

— Да! — на мгновение выдержка изменяет хозяину кабинета. — Он бездарен и честолюбив. Это соединение неизбежно порождает подлость! Совершённое им… хуже, чем просто плагиат.

— Обокрасть беззащитного?

— Нет, это ещё хуже.

— Привет.

— Привет. Чего тебя не видно?

— Да, шум поднялся.

— Да? — удивился Венн Арм. — С чего вдруг? У тебя ж тихие клиенты.

— А сейчас, — собеседник и сослуживец Венна хохочет, — им как скипидаром задницы намазали. Такая каша заварилась. Представляешь, есть такой Таррогайн, обычное завистливое дерьмо, но с претензиями, и его поймали на присвоении чужого открытия. А клиентура у меня психованная, им на ордена и прочие блага плевать, было бы чем писать и на чём писать. А из отличий их одно волнует: вписать своё имя на скрижали истории! А тут… словом, долго рассказывать, но интересно стало. А заварила всю кашу одна газетёнка. Если ты сейчас не занят, дам подборку.

244