После обеда без обычного курева и трёпа разошлись по повалушам за чистым бельём и уже в сумерках — темнеет рано, Солнце отдыхает — потянулись в баню.
Натопили её как следует, от души, так что Гаор остался на первой самой нижней полке с Джаддом, а остальные, гогоча и перекликаясь, полезли наверх. Мылись, парились, хлеща друг друга вениками, выскакивали наружу и с гоготом валялись в свежевыпавшем снегу. Последнее из банного арсенала Гаор попробовал впервые и даже не смог сразу определить: понравилось ему это или нет. Командовал в бане Тумак. Он и парился на самом верху, нахлёстывая себя даже не до красного, а малинового цвета, и все уже без сил выползали в предбанник отлежаться в прохладе, а он оставался с неизменным:
— Чегой-то пар слабоват нонеча, никак не согреюсь.
Как-то Гаор спросил Лузгу.
— Чего так?
— А он не местный, — объяснил Лузга, — он криушанин, с севера, а по вотчиму из дреговичей, те так и криушан перепарят.
И Гаор понимающе кивнул.
— Ты-то сам из каких? — простодушно спросил Лузга.
— Братан мой наречённый из криушан, — ответил Гаор, — ну и я, значит.
— Тады привыкнешь, — кивнул Лузга. — Кривины дети, они настырные. А по матери?
— Я не помню её, — хмуро ответил Гаор, решив, на всякий случай, промолчать про курешан.
— Ничо, — утешающе сказал Лузга, — ты по посёлкам ездишь, вот и приглядывайся, может, и припомнишь что, найдёшь родню тогда.
Хотя Гаор считал это абсолютно безнадёжным занятием, но спорить с Лузгой не стал. И усиленно приучался к бане, чтоб не позорить свой род. Хоть он и принятой, а всё равно, и уже на второй полке свободно парился, но сегодня что-то чересчур.
А в предбаннике их ждал жбан с квасом.
— Расщедрилась Старшая Мать, — покачал головой Чубарь.
— Ну, так праздник седни, — ответил между глотками Сивко.
Отдохнув и растёршись, надели чистое бельё, оделись и под тёмным звёздным небом не спеша пошли в дом.
— Щас отдохнём, пока бабы попарятся, — рассказывал по дороге Гаору Лузга, — а там во всем нарядном и за стол сядем. Грят, как Новый год встретишь, таким весь год и будет.
— Слышал я про это, — кивнул Гаор и с интересом спросил. — Думаешь, сбудется?
— Сбудется, не сбудется, а соблюсти надоть.
— Судьбу сердить не след, — кивнул Тумак. — Не любит она, кто обычай не блюдёт.
У Гаора завертелось на языке рассказать, как он под ёлку ходил загадывать и на год его загада хватило, и что на другой год не пошёл, не стал рисковать, и как раз под весеннее солнцестояние его и продали, но спросил, пользуясь моментом, о другом.
— А завтра?
— Завтра скотину уберём, ну, ещё чего по хозяйству отложить нельзя, хозяева в храм поедут, а мы… — ему многозначительно подмигнули.
— Сам увидишь.
— А пока молчок.
— Понял, — кивнул Гаор.
Он решил, что предстоит какое-то моление, вроде летнего заклинания, и рассудил, что лучше пока не расспрашивать.
Джадд, кивнув всем, ушёл в свой сарайчик, а они шумной толпой ввалились в дом.
— Ну, наконец-то, — встретила их Большуха, — мы уж побоялись, что угорели тамота.
— Ладно, тебе, Мать.
— Давайте, бабы, бегите, пока пар держится.
— Балуша, спинку потереть-то давай помогу.
— А ну, прими лапы, чо ты на людях прям.
На подгибающихся от блаженной усталости ногах Гаор добрался до своей повалуши, уже с закрытыми глазами содрал с себя как попало одежду и рухнул на постель.
— Чего ж ты прям так лёг, — сказал над ним женский голос, — давай укрою тебя, а то простынешь.
Из-под него вытащили одеяло и накрыли, подоткнув с боков и под ноги. Но кто это был, Гаор не понял, потому что уже спал.
Разбудили его весёлый шум голосов и хлопанье дверей.
— Рыжий, вставай, а то весь год дрыхнуть будешь, — всунулась в дверь повалуши голова Трёпки и тут же исчезла.
— Рыжий, по-нарядному давай, — крикнула из-за стены Басёна.
— Понял, — откликнулся Гаор и потянулся, расправляя приятно загудевшие мышцы.
По-нарядному, значит. Ладно. Праздник так праздник. Достанем брюки, стрелки не помялись совсем, чистую рубашку, и… пожалуй, ботинки понаряднее чунек будут. Волосы, усы и бороду расчешем. Вот так. Эх, зеркала нет, ну да ладно. Что мог, он сделал, а чего не мог, того и не мог.
В чистой отмытой кухне на столе расставлены миски с всякими соленьями, закутанные в холстины пироги, ещё что-то… Гаор даже разглядеть не успел, потому что увидел маленькую ёлку, вернее, пучок еловых веток. Ну да, он же сам, когда привёз ёлку из питомника, помогал Тумаку её устанавливать, и они срезали нижние лишние ветви. А там убежал в гараж, так вот они куда пошли! Вот здорово! И даже игрушки висят, и гирлянда маленькая…
— Ну, все, что ли ча?! Тады пошли! — властно скомандовала Нянька.
— Куда? — шёпотом спросил Гаор оказавшуюся рядом Цветну.
— Хозяев проздравлять, — удивлённо ответила она. — Не знашь, что ли ча?
Гаор промолчал. У Сторрама такого не было.
По внутреннему коридору они всей толпой прошли за Нянькой на "хозяйскую" половину и вошли в гостиную. Там у большой, под потолок, нарядной ёлки стоял заваленный пакетами и коробками стол, рядом хозяин в кителе со всеми орденами, сидит хозяйка в нарядном платье, стоят обе девочки, тоже в нарядных платьицах и, несмотря на позднее время, на коленях у хозяйки маленький наследник в нарядном костюмчике. "Однако…" — смятённо подумал Гаор, совершенно не представляя, что и как нужно делать. Но остальные явно всё знали, и ему ничего не оставалось, как стараться не выделяться и всё делать, как все, что, в принципе, он умел.