— Помним, конечно, — кивнул Чалый.
— И про что тама? — спросил Зима. — Про мины?
— И про них тоже, — кивнул Седой. — Нет, парни, я сейчас ещё как ушибленный, дайте дочитать.
— А чо ж нет, — пожал плечами Чеграш. — С сегодняшним успеется.
— Ну да, — сразу понял его Гиря, — велели ж ознакомиться, мы и знакомимся.
— Верно, — Чалый протёр миску из-под каши остатком корки и кинул его в рот, — Главный важнее, его приказ последний, так что…
— Так что, болтуны, — Седой допил чай и встал, — заканчивайте, а меня не трогайте пока.
— Как скажешь.
Парни доели и составили опустевшие миски и кружки к двери, чтобы, когда надзиратель за посудой придёт, подать сразу, извлекли из-под чертежей свои самодельные тетради и занялись уроками. Хорошо, здесь черновики подлежат уничтожению, а бумагу выдают без счёта, а что через уничтожитель лишние листы пропущены, никто в бумажном мусоре и не заметит. Они уже так по три тетради израсходовали.
Седой читал теперь, стоя у стеллажа, чтобы не мешать им. Уже по второму разу. Да, он был прав, плотина прорвана. Нет, в самых злых и смелых мечтах он не желал Крайнтиру такого. Его не просто смешали с грязью, его уничтожили. И всё логично, следуя законам, научной логике, этике… Похоже, на этом дураке отыгрываются за все начальственные плагиаты. Но… но кто же спустил лавину, проковырял плотину? Неужели… Седой вернулся к самой первой вырезке. Да, началось с неё. Никто, он же Некто. Укрывшийся за псевдонимом или… лишённый имени. Ну, это могло сохраниться в деле, но это… эти подробности откуда? Неужели… Нет, не стыкуется, по резьбе не подходит. Если это тот парень, обращённый бастард, то… во-первых, сейчас он раб и связи с редакцией иметь не может, во-вторых, доступа в архив Ведомства Юстиции тоже, опять же как раб. А с другой стороны, эти подробности больше никому не известны, об этом он сам рассказывал только ему, имена тогдашней команды в той же последовательности и другие детали, это во-первых, а во-вторых, он помнит, парень называл ему свою газету, именно эту — "Эхо. Свободная газета". Два на два, пятьдесят на пятьдесят, вероятность… в пределах допустимого. И, в-третьих, псевдоним. Никто. Только человек, насильственно лишённый имени, мог сказать такое. Три против двух. Значит, он. Но как? Газета выкупила его и сделала редакционным рабом? Но откуда тогда данные из архива? Хотя это тогда объяснимо, кто-то ещё из редакции. Но тогда и под статьёй стояло бы имя второго, свободного и имеющего доступ. Вот рыжий чёрт, правильно, Рыжий, его так прозвали в камере, и он сразу, даже с готовностью принял это прозвище. И упоминания в статье о фронтовом опыте автора, а парень был фронтовиком, кажется, сержантом…
Седой закрыл папку и обернулся к парням.
— Сделали? Давайте, проверю.
Чалый отдал ему свою тетрадь и пошёл к стеллажу.
— А посуда где? — вдруг вспомнил Седой.
— Когда уже сдали, — ответил Зима, ревниво следивший за проверкой, — ты читал как раз.
— Мы сразу подали, — сказал Чеграш, дописывая своё. — Сволочуга и заглянуть не успел.
Седой проверил их тетради, исправив ошибки.
— А мне чо ж? — обиженно надул губы Гиря. — Я ж правильно решил.
— Правильно, — кивнул Седой, — но можно было короче. Подумай, как сделать, чтоб не на двух листах, а в три строчки.
Написав им задания на завтра, он отпустил их выполнять приказ Главного: знакомиться с папкой. Читали парни уже хорошо, но медленно, и пока они читали, передавая друг другу вырезки, Седой вернулся к чертежам, но не думалось, и он пошёл доделывать модель за парней. Не так по необходимости — уже ясно, что вариант провальный — а чтобы чем-то занять руки и успокоить голову.
Парни читали, негромко переговариваясь и не мешая ему думать. Хотя и мыслей у него сейчас никаких не было, сплошной хаос и неразбериха, мыслительный бардак. Злая радость, благодарность рыжему бастарду, обращение к погибшим друзьям: "Видите?! Огонь справедлив!" и… Нет, надо успокоиться, разумеется, время необратимо, ошейник не снимается, но… но эта завистливая сволочь, амбициозный дурак оказался у всех на виду как есть, голеньким, во всей своей красе. Спасибо тебе, Рыжий, даже имени твоего не знаю, своего ты мне так и не назвал. Статья за прошлый октябрь, а встретились мы… да, уже четыре года прошло, значит, ты выжил, первый год самый тяжёлый, ну, удачи тебе, парень, Огонь тебе в помощь. Не знаю, как ты это сделал, но ты молодец. И газета твоя молодцы, что не побоялись напечатать. С хорошими друзьями тебя, парень.
— Седой, — подошёл к нему Чалый. — Я прочитал.
— И что скажешь? — спросил, не отрываясь от работы, Седой.
— Это тот парень, помнишь, в Большом Отстойнике, новик, рыжий, звезда на пять лучей, ты ему ещё о себе рассказывал.
— Помню, — кивнул Седой.
— Это он написал, ну, самую первую, больше некому, — убеждённо сказал Чалый.
— Точно, — подошёл к ним Чеграш. — Как он это сделал? Он же раб.
— Не знаю, — честно ответил Седой, — сам ума не приложу.
Подошли закончившие чтение Зима и Гиря. Теперь они все впятером стояли у токарного станка, будто рассматривали получившуюся деталь.
— Мы сложили всё, как было, — сказал Зима.
— Седой, а чо ж теперь будет? — спросил Гиря.
— А что должно измениться? — ответил вопросом Седой.
Он не хотел осадить или ещё как-то возразить Гире, самому ему этот вопрос даже не пришёл в голову. Слишком многое всколыхнули эти вырезки.
— Ну, освободят тебя, — неуверенно предположил Чеграш.
— Да, — кивнул Чалый, — выкупишь тогда нас?