Когда он вернулся в спальню, девчонки уже не было, а Чеграш голышом лежал поверх одеяла, отдыхая. Зима и Гиря сосредоточенно делили свой выигрыш. Чалого не было.
— К своей пошёл, — сказал Чеграш Седому, когда тот убирал сигареты в тумбочку и раздевался.
Седой кивнул.
— Вставай, в душ пойдём, чтоб до отбоя успеть.
— Ага, — Чеграш рывком соскочил с койки, — парни, айда.
— Идём.
Ежедневный душ, если позволяли условия, был тем немногим из прежней жизни, что Седой упорно сохранял. И парни, подражавшие ему во всём, переняли и эту его привычку. Остальные мылись кто раз в неделю, кто чуть чаще, но каждый день только их пятёрка. Поэтому двадцати рожков в душевой на сто человек в принципе хватало.
Они уже заканчивали мыться, когда в душевую влетел Чалый. Его встретили гоготом, шутками и подначками. Чалый сильно взматерел за последний год и сквозь решётку пролезать, как раньше, не мог. Чеграш ещё мог, но с натугой. Поэтому все свои проблемы с девчонками они решали после ужина или откладывали на выходной. Гиря всегда был увесистым и широким, но умел уладить так, что лазили к нему. И только Зима, самый молодой, почти каждую ночь, если, конечно, надзиратели были не сволочи и сами дрыхли, после отбоя отправлялся гулять по спальням.
К утру Седой окончательно убедил себя, что никаких изменений в его жизни и жизни парней не будет. Вернее, если Главный сдержит олово и выполнит обещанное, изменения будут, но не концептуальные. Так… как, скажем, если вместо гречневой каши станут давать рисовую или выдадут комбинезоны другого цвета.
Подъем, умывание, заправка коек, завтрак. И по бригадам и цехам выход в холл на пересчёт и обыск. Всё как всегда.
— Мастерская номер пятнадцать. Пятеро.
— На обыск, лохмачи.
Всё обычно, всё как всегда.
— Валите, волосатики.
Снова гудят под ногами чугунные ступеньки, вспыхивает на этажах свет, лязгают, отпираясь решётки.
Обыск у входа на этаж. Пустой коридор с закрытыми дверями: свободные начинают на период позже.
Зевающий надзиратель уже ждёт их.
— Становитесь, обалдуи.
Обыск, проверка и вскрытие пломбы, открывается дверь.
— Заползайте, мать вашу…
Идущий последним Зима получает пинок сапогом пониже спины и влетает в мастерскую едва не падая, что приводит надзирателя в хорошее настроение. Он радостно ржёт и запирает за ними дверь, не попытавшись войти и ударить ещё кого-то, что у этой сволочи бывает частенько.
Седой встряхнул головой и оглядел их мастерскую.
— Так, парни, я сейчас перепишу записку, а вы заканчивайте модель. Чтобы было что к записке приложить.
— Ясно, Седой.
— Гиря, давай.
— Чеграш, мне лист а-пять достань.
— Держи.
Парни споро разобрали чертежи и незаконченные детали и разошлись по станкам. Кто что должен делать, они знали и в мелочной опеке не нуждались.
Седой взял чистые листы и сел за стол. Итак, если сказано в одиннадцать, то всё должно быть готово самое позднее к десяти. А лучше бы к девяти, к обычному времени появления на заводе Главного. Тот вполне мог, не заходя в свой кабинет, отправиться в обход по цехам и мастерским.
И когда в девять с небольшим надзиратель отпер их дверь, Седой удовлетворённо улыбнулся: успели! Но вместо Главного перед раскрытой дверью стояла тележка с большой картонной коробкой. Надзиратель проверил печать и кивнул им.
— Забирайте.
Чалый и Чеграш втащили коробку в мастерскую, дверь захлопнулась, и было слышно, как грузчики бодро уволокли опустевшую тележку.
— И чо это, Седой?
Седой тоже осмотрел пломбу, пришлёпнувшую листок с краткой и предельно вразумительной надписью "В N15" и подписью главного конструктора.
— Вскрываем, парни, — весело сказал Седой.
Неужели обещанное? Образцы форзейлианского оружия, их литература… Ну, тогда дело совсем по-другому пойдёт! Живём, парни!
Но он ошибся. Да, обещанное, но… Не совсем то. Литература, но комплект учебников для средней школы, как и просил, за последние три класса. Пачка тетрадей в клеточку и в линейку. Толстая пачка чертёжной бумаги, а к ней маленькая учебная чертёжная доска. Набор линеек, угольников, транспортиров и старая, потёртая, но с полным набором готовальня. Коробка чертёжных карандашей, шесть ручек и большой пузырёк чернил, ластики, коробка с цветными карандашами… Стол уже завален, а содержимое коробки всё не кончается. И в довершение всего, чтобы уж наповал — усмехнулся Седой — кофеварка, три жестяные банки с кофе, сахаром и сухими сливками и — с ума сойти! — маленький радиоприёмник.
— И это чо ж такое будет? — потрясённо выдохнул Чалый, оглядывая громоздившиеся на столе невиданные вещи.
— Жить будем! — весело ответил Седой. — Давайте, парни, надо разобрать, уложить и пристроить. Да, переноски у нас есть?
— Надо? Сделаем, — ухмыльнулся Зима.
На разборку, укладку и прочее ушло не меньше периода. К тому же Чалый раскрыл учебник по алгебре… и чтобы он от него оторвался и начал понимать окружающее, пришлось не просто отобрать учебник, а ещё уши натереть, как пьяному.
— Седой, а это зачем?
— Это радио, я рассказывал вам.
— Помним.
— И чо? Слушать будем?
— А рази можно?
— Раз нам дали, значит, можно и будем.
Седой включил приёмник, и мастерскую заполнила музыка. "Героическая симфония"?! Да, она. Великий Огонь, сколько лет он не слышал музыки? Такой музыки. Нет, надо потише, чтобы не услышал надзиратель. Парни оторопело смотрели на него, явно ничего не понимая.
— И чо это такое? — спросил Чеграш, когда отгремели трубы и литавры финала.