— О чём мечтаешь? — ворвался вдруг голос хозяина.
Гаор вздрогнул и сообразил, что его о чём-то спрашивают и, похоже, не в первый раз.
— Да, хозяин?
— Размечтался о чём, говорю.
— Так, хозяин, — неопределенно ответил Гаор, надеясь, что вопрос был риторическим и его ответа не требуется.
Но хозяину хотелось поговорить.
— Ты ведь тоже бастард, так?
— Да, хозяин, — глухо ответил Гаор.
"Не касался бы ты этого, ну чего ты лезешь?" — мысленно попросил Гаор
— А тебя как забирали? — вдруг с живым интересом спросил хозяин.
Гаор крепко выругался про себя, лицо его дёрнула мгновенная гримаса ненависти.
— Очень просто, — он забыл добавить положенное обращение, но Ридург словно не заметил этого: таким был сейчас его подчеркнуто спокойный, до равнодушия голос. — Приехала военная машина. Два автоматчика взяли улицу под прицел. Я не успел убежать. Мать вышла на крыльцо. Из машины вышел отец. Сказал всё, что положено, швырнул матери в грудь карточку и деньги, две бумажки, автоматчик меня поймал и запихнул в машину. И меня увезли. И всё.
— И всё? — с какой-то странной интонацией переспросил Ридург.
— Что же ещё? — пожал плечами Гаор. — Для начала, как и положено, меня избили. Чтобы не кричал, не плакал и не звал мать, — и жёстко повторил, исключая дальнейшие вопросы. — Всё.
Он уже настолько справился с собой, что дерзил, не прибавляя положенного обращения, вполне сознательно, напрашиваясь, нарываясь на удар или обещание "горячих". Пусть бьёт, на то и хозяин, но тогда прекратится этот ненужный напрасный разговор.
Казалось, Ридург понял это. Потому что прекратил расспросы, но и не ударил. Теперь они ехали молча. Ровно гудел мотор, да уютно посапывал на руках Ридурга мальчишка. Ридург сидел прямо, будто избегая сейчас смотреть на лицо сидящего рядом раба, хотя ничего особого уже в этом лице не было. Деловитое спокойствие, сосредоточенность на выполняемом сейчас не самом сложном, но и требующем внимания деле.
Гаор уже совсем успокоился, но не жалел о вспышке. Отпор надо давать, а то так и норовят в душу залезть, по душе ударить. Рабы его не расспрашивают, понимают, а этот… Ну, так и получи.
К дому они подъехали уже в полной темноте.
— К парадному, — разжал губы молчавший всю дорогу Ридург.
— Да, хозяин, — механически откликнулся Гаор.
Он въехал на "чистый" двор, развернулся у крыльца, и почти сразу распахнулась дверь и порывисто выбежала хозяйка.
— Привёз? Давай сюда. Куконя, Белёна, вещи возьмите.
Хозяин вышел из машины и понёс спящего мальчика в дом, рядом шла хозяйка. Гаор молча вылез, выгрузил из фургона чемодан и коробку и, не предложив Куконе и Белёне помочь, полез обратно. Те удивлённо посмотрели на него, но промолчали.
Загнав фургон в гараж, Гаор, не откладывая, взялся за мытьё, заправку и прочее. Хотя обычно ему после рейсов давали два-три дня отдыха, но скакнет хозяину завтра ехать…
— Рыжий, — сунулась в гараж Трёпка, — ужинать иди.
— А пошла ты… Лутошка где? — рявкнул он в ответ.
Трёпка даже ойкнула от неожиданности и исчезла.
Вместо Трёпки пришла Большуха.
— Ты чего есть не идёшь? Простынет всё.
Грубить Матери он не посмел и хмуро ответил.
— Сейчас. Закончу и приду.
— И утром успеется, — спокойно ответила Большуха, — не дёрнут тебя завтра. Пошли.
Он выпрямился, бешено глядя на неё, не зная, как объяснить…
— У них свои дела, — спокойно сказала Большуха, — ты свою работу на сегодня справил, твоё время сейчас. А на них не смотри. У них своя жизнь. А у тебя своя.
Гаор перевёл дыхание и поклонился ей.
— Спасибо, Мать.
Он, как заново, оглядел гараж, решительно захлопнул крышку капота фургона и сдёрнул с гвоздя у двери свою куртку-ветровку.
— Иду, Мать.
В кухне, как всегда по вечерам, тепло, светло, уютно, пахнет едой. Все спокойно сидят за столом, отдыхают.
— Давай по-быстрому, паря, — озабоченно сказала ему Красава, раскладывая по мискам кашу.
Они что, его ждали, не начинали без него? Гаор почувствовал, как у него даже щёки загорелись от стыда. Это получается, что из-за его психов остальным ужин задержали. Стыдобища!
— Да, я сейчас.
Он пробежал в свою повалушу, повесил куртку и каскетку, скинул сапоги и портянки, достал из тумбочки и натянул чуньки и так же бегом вернулся в кухню. Его в самом деле ждали. Он наскоро вымыл руки и сел за стол.
Как всегда, первые ложки в сосредоточенном молчании. Потом неспешный спокойный разговор о всяких новостях, и что тут было без него, и что он в рейсе видел и узнал. Гаор уже совсем успокоился, приняв правоту Большухи. У тех своя жизнь, а у него своя. Он работает, работу свою выполнил, и нечего о господах думать, отдых себе портить. И когда после ужина, как всегда, убрали со стола, женщины сели с рукодельем, мужчины с куревом, а он и Лутошка с тетрадями, — всё уже было хорошо и спокойно. Тем более что Лутошка без него все-таки что-то делал: и задачи решил, и в прописях нужные строчки написал, и даже газету читал, так что военная сводка о победоносных боях и доблестной армии звучала вполне приемлемо. Всего пять ошибок. Гаор под общий смех отщёлкал Лутошке в лоб пять шелобанов — по одному за ошибку — и стал писать новое задание.
— Рыжий, — спросил Лутошка, глядя, как он выписывает столбики цифр, — а тама, ну, на войне, в сам-деле так страшно? Я вон читаю…
Коротко рассмеялся аггр, усмехнулся и Гаор.
— Ещё страшнее. Что написано здесь, это так… слова одни. А на самом деле…
Он поднял голову, встретился глазами с аггром, и они улыбнулись друг другу, понимая всё несказанное.