Мир Гаора - Страница 28

Опустить голову не потребовали, и он огляделся.

Весы, ростомер, шкафы с лекарствами и инструментами, узкая кушетка, покрытая белой тканью, маленькие столы на колёсиках с разложенными инструментами, стол-каталка с привязными ремнями, стол с картотечными ящиками и другими бумагами. На кушетке лицом вниз лежит голый светловолосый мужчина, спина и ягодицы в ярко-красных поперечных полосах. Выпороли? В центре стоит на коленях голый тощий и, похоже, совсем недавно избитый парень. Оба глаза в сине-чёрных, отливающих в багровое, больших синяках, губы разбиты, и когда он, поскуливая от боли, открывает рот, видны осколки зубов. На бледном лбу красноватое пятно с синей татуировкой: большая точка, вернее закрашенный кружок. Вор — вспомнил Гаор объяснения Седого. Рядом сидел на высоком вращающемся стуле врач и зашивал парню рану на голове. Но… но это женщина! Врач и женщина?!

— Всё, — женщина положила на столик иглу и слегка оттолкнула от себя голову парня, — забирай.

— А ну, пошёл, — сказал санитар.

Продолжая скулить, парень пополз на коленях к выходу.

— Давай, давай, — поторопил его санитар, — ходить не можешь, так в печке полежишь.

Задуматься о смысле сказанного Гаор не успел.

— Иди сюда, — позвала его женщина.

Нет, на коленях он не поползёт, нет, пусть забьют, но перед женщиной он на коленях стоять не будет. Пусть он раб, но мужчина, а она женщина. Гаор встал и шагнул к ней, прикрывая низ живота ладонями.

Женщина с насмешливым удивлением посмотрела на него.

— Новообращённый?

— Да.

Последовал удар по затылку. Да вездесущий этот санитар, что ли? Но ошибку свою Гаор понял и повторил ответ уже правильно.

— Да, госпожа.

В камере ему говорили, что рабу любой свободный — господин. Выговорилось легко, хотя за всю свою жизнь женщину он называл госпожой раза два или три, не больше, и только дурачась.

— Руки убери.

Он промедлил, но вместо удара последовало неожиданное.

— А то я что новое увижу!

Чёрные глаза женщины в сетке морщин смеялись, и он опустил руки вдоль тела.

Оттолкнувшись ногой от пола, она откатила свой стул к столу с бумагами.

— Номер?

— Триста двадцать один дробь ноль-ноль семнадцать шестьдесят три, госпожа.

Она нашла нужную карточку, прочитала, и Гаор увидел, как у неё изумлённо взметнулись брови. Она посмотрела на него, снова на карточку, на него. Что удивило её? Что он бастард? Или что продан отцом? Или имя отца? Как он понимал, всё это записано в его регистрационной карте.

— Иди на весы.

Он послушно шагнул в указанном направлении.

— Лорен, — позвала женщина. — Измерь ему рост и вес.

Лореном звали всё того же санитара. Гаор ожидал, что при измерении роста санитар непременно стукнет его по голове верхней колодкой, но почему-то обошлось.

— Лорен, убери этого.

Лорен подошёл к кушетке и лёгким пинком поднял на ноги лежавшего там.

— Пошёл.

Лорен вывел лежавшего, Гаор мельком успел заметить, что спина и ягодицы у того блестят как мокрые, или от мази.

— Встань сюда.

Это уже ему. Он выполнил приказ. Женщина, по-прежнему не вставая со стула, переместилась от стола с бумагами вплотную к нему. Оглядела.

— В камере били?

— Нет, — он вовремя спохватился, — госпожа.

Она удивлённо покачала головой.

— Где в последний раз били?

— На первичной обработке перед одиночкой, госпожа.

Если не думать, а говорить как уставное обращение, то выходит легко, без напряга.

— Тогда чисто, — как самой себе сказала она, — но проверим. Повернись.

Она выслушала лёгкие, сердце, ощупала его всего сильными, но… не злыми пальцами. Он попытался опять прикрыться, но тут же получил замечание.

— Стой смирно, раз не били.

А вездесущий Лорен, как раз, судя по шуму, ввёл и поставил очередного — Гаор стоял спиной к двери, и не видел происходящего, догадываясь по шумам — подкрепил её слова подзатыльником.

Женщина, закончив осмотр, отъехала к столу и что-то там записала.

— Встань на колени.

На этот раз он выполнил приказ до того, как его ударили.

— Лорен, второй комплект.

Она подъехала к нему, а санитар подкатил один из столиков с инструментами.

— Голову назад.

Гаор запрокинул голову. Она резким сильным движением, но не причиняя боли, сдвинула ему волосы, открывая татуировку, наклонилась, рассматривая.

— Когда умывался, не мочил?

— Нет, госпожа.

— Правильно.

Она взяла со столика тюбик, выдавила себе на палец серой прозрачной мази и промазала ему лоб. Мазь была приятно прохладной.

— Ошейник подними.

Он замешкался, не зная, как выполнить этот приказ. Но она сама взялась за ошейник с двух сторон и сдвинула его наверх по шее. Ошейник туго сдавил горло, и сразу стало трудно дышать. Он захрипел.

— Терпи, — строго сказала женщина, осматривая его шею. — Лорен, там ещё много?

— Двое.

Она вздохнула.

— И все новообращённые?

— С ними пока всё.

— Хоть на этом спасибо.

Разговаривая с Лореном, она смазала Гаору шею той же мазью.

— Ошейник не опускай, пока не впитается. Завтра можешь мыться. Шею моешь когда, под ошейником промывай. И вытирай, как следует, не опускай на мокрое, разотрёшь в язву.

Она говорила устало и равнодушно, как давно привччное, явно думая о чём-то другом.

— Забирай его.

— Пошёл.

Он встал на ноги и повернулся к двери. И тут новое потрясение. В кабинете ждали своей очереди, стоя на коленях, две молоденькие и, как и он, абсолютно голые девчонки. Из одежды на них были только ошейники, волосы спускаются до плеч, закрывая уши, на лбах над бровями татуировка — кружок. Значит, прирождённые. Он инстинктивно прикрылся руками, проходя мимо, и одна из них хихикнула, а другая быстро показала ему язык. Хмыкнул и санитар.