Камера ещё долго обсуждала слонов и тигров. Слон, понятно, свой брат, а тигры… а сам знаешь кто,
— Рыжий, а ты чо, в жаркие страны ездил? — свесился сверху Чеграш.
— Нет, — поднял голову Гаор.
И стал объяснять, не дожидаясь вопросов. Что такое зоопарк, зачем он устроен и прочее.
— Стоп, братцы, — вдруг вмешался Лысок, — а ведь не врёт парень. Был я там.
— Где, в зоопарке? — удивился Гаор.
— Его в клетке с обезьянами держали! — заржал Чалый.
— Эй, Лысок, взаправду так?
— Да пошли вы…!
Ругался Лысок длинно, затейливо и красиво, что вызывало всеобщее одобрение и даже восторг. Убедившись, что его слушают, Лысок стал рассказывать, что случилось ему в одном отстойнике скорешиться с одним мужиком, а тот в этой самой, тюрьме зверячьей, уборщиком работал.
Что зоопарк — тюрьма для зверей, Гаору приходило в голову ещё в училище, когда их возили в зоопарк на уроки общей биологии. Но тогда как пришло в голову, так и выкинул. Тем более что после экскурсии им давали целый час свободно самим походить и посмотреть, повсюду были лотки с мороженым и орешками, а его карманных хватало на два пакетика орехов или один большой стаканчик мороженого, шоколадного с клубникой. И поездки в зоопарк были тем немногим, что он с удовольствием потом вспоминал. И даже сам туда несколько раз ходил. Даже после дембеля. Правда, уже не за мороженым, и не зверей смотреть, а ради укромных скамеечек за прудом.
От размышлений его оторвала команда строиться к вечерней еде. Лоб совсем не болел, и ошейник не мешал, Гаор его даже замечать перестал. Еда, поверка, одеяло, укладываемся.
— Сегодня не поём? — тихо спросил он Зиму.
— Посмотрим, — зевнул тот, — у этого не угадаешь. А чо, понравилось?
— Отбой! — стукнул по решётке надзиратель. — Старший, за порядком следи!
— А ну, всем дрыхнуть! — тут же рявкнул Слон.
Когда надзиратель отошёл, кто-то вздохнул.
— Не фартит седни.
— Это он в карты, небось, продулся, — откликнулись с дальнего конца, — вот и лютует.
От надзирательского гнева их спас шум в дальней камере. Надзиратель пошёл туда, а потом, видно, забыл про них. Гаор, во всяком случае, заснул, когда в камере уголовников ещё слышались удары дубинкой и чьи-то крики. Спать под чужую боль он учился ещё в училищном карцере, а на фронте обучение закончилось. Рядом кровью истекают, а ты спишь, потому что другой возможности поспать, может, ещё долго не будет. Себя береги, тогда и Огонь сбережёт.
Утром мимо их камеры опять провезли трупы. Уже два. И Гаору объяснили, что надзиратель получит вздрючку от начальства, а может и штраф, что урон допустил.
— Это нас так берегут? — усмехнувшись, спросил он Седого.
Тот кивнул с улыбкой.
— Пока работать можем, ценимся.
— Ну да. А… потом? — рискнул он спросить.
— Не догадался ещё? — насмешливо посмотрел на него Седой.
Гаор кивнул и всё-таки решил уточнить.
— Печка? Я слышал, санитар одному сказал. Не можешь ходить, в печке лежать будешь.
— Да, печка, — жёстко ответил Седой. — Крематорий. При всех отстойниках. А пепел продают, на удобрение. Видел пакеты в магазине? Садоводы покупают.
Обычно, когда Седой что-то говорил, сразу собирались слушатели, а сейчас… ни один даже головы в их сторону не повернул, будто не слышали. Не хотят слышать — понял Гаор. Он тряхнул головой и отвернулся. Он видел эти пакеты. Серые, с зелёной полосой по диагонали и рекламной надпечаткой. "Высокоэффективное натуральное удобрение!" Ещё работая в отцовском саду, когда Сержант заставлял его помогать садовнику, и в училище. Видел. И ни разу не задумался о том, что это за чёрно-серый порошок. Об этом никто не говорил. А ему не приходило в голову спросить. А если бы и спросил, что бы ему ответили? Наверное, то же, когда он спросил о другом, о белых гранулах, похожих на рис. "Химическое удобрение. Сыпь понемногу, можно сжечь корни". А то из чего делали? Тоже… из кого-то…
Гаор слез с нар и пошёл к крану. Снял рубашку и стал обтирать грудь и плечи, набирая воду в пригоршню.
— Не спеши, Рыжий, — хохотнули за спиной, — перед торгом вымоешься.
— Не мешай, он правильно делает.
— Чего? Вода здесь не матёрая.
— Верно, мёртвая вода.
— Вода везде материна.
— А не живая.
— Так и ему не сглаз смыть.
За его спиной спорили, щедро сыпя малопонятные и совсем непонятные слова. Он не вслушивался и не вдумывался, занятый одним: не дать воли вскипавшему внутри бешенству. Вода помогла мало, ожидание наполненной пригоршни только раздражало, и он отошёл от крана, оглядел камеру. Размяться что ли, а то опять суставы дубеют. Как он это объяснит остальным, он не думал. Тело требовало движения, и мышечная усталость — он это хорошо знал — всегда помогала от ненужных мыслей.
Гаор отошёл в угол к решётке, встал в стойку и стал отжиматься от стены.
— Рыжий, ты чо?!
— Слон, Рыжий стенку лбом долбит!
— Всё, спятил с ума.
— Держи его, а то…
Его схватили сзади за плечи и оторвали от стены.
— Рыжий, очнись!
Гаор недоумённо осмотрел встревоженные лица.
— Вы что?
— А ты чо?
— Чего с тобой?
— Иди сядь.
Его отвели и усадили на нары.
— И зачем это тебе понадобилось? — спокойно спросил Седой.
— Суставы застывать стали, — всё ещё не понимая причины переполоха, стал объяснять Гаор. — В одиночке когда сидел, разминался, ну и здесь…
— Понятно, — кивнул Седой, — отпустите его, всё правильно. Он же на прогулку не ходил, вот и застоялся.
— Аа!