И когда Гаор выполнил приказание — унитаз оказался здесь же, в крохотной уборной за неприметной дверью в углу — Фрегор доверительно продолжил.
— Никогда его не пью. Хрен их знает, что они туда мешают.
Всё когда-нибудь кончается. Гаор с сожалением оглядел опустевшие тарелки. Да, заправился он, надо признать, капитально, как говорится, теперь есть что вспомнить перед смертью, но жаль, что пиршество нельзя повторить.
— Сыт? — спросил Фрегор, с интересом глядя на него.
— Да, хозяин, — встал из-за стола Гаор. — Спасибо, хозяин.
— Тогда поехали.
Фрегор достал бумажник, порылся в нём, достал и бросил на стол маленькую похожую на визитку карточку, на которой, как успел заметить Гаор, было только несколько цифр и вроде как картинка в правом нижнем углу. Гаор сдёрнул с вешалки и надел свою куртку. Но тут Фрегор, отойдя от стола к одной из картин на стене, поманил его. Недоумевая о причине такой задержки — ведь уже сказали: "поехали" — Гаор подошёл.
— Смотри, Рыжий.
Гаор, по-прежнему ничего не понимая, стал рассматривать картину. Летний пейзаж: холмы, одинокие деревья и домик у озера. "Мило", — сказала бы Моорна, наморщив носик, чтобы было понятно: хвалит, хотя хвалить не за что.
— Ну же, Рыжий, видишь!
Фрегор ткнул пальцем в окошко домика. И, приглядевшись, Гаор увидел, что окошка нет, вместо него аккуратное отверстие. Он невольно присвистнул.
— Во-во, — рассмеялся Фрегор, довольный произведённым впечатлением. — Нужно, вставили микрофон, нужно, объектив, а аппарат или наблюдатель за стенкой, — и скомандовал уже иным, "хозяйским" тоном. — За мной.
— Да, хозяин, — механически откликнулся Гаор.
Увиденное требовало осмысления, и он очень надеялся, что Фрегор в машине заснёт и не будет мешать ему вести машину и обдумывать события этого дня. Единственное, что задевало его, это что не успел поговорить с Золотым Князем, ведь всё время был на чужих враждебных глазах. Даже на этом пикнике, где господа гуляли, а он сначала таскал ящики с выпивкой и жратвой и устанавливал мангалы, а потом у машины ждал хозяина, он постоянно чувствовал на себе внимательные и совсем не доброжелательные взгляды.
В "Орлиное Гнездо" они приехали перед рассветом. Гаор высадил хозяина у парадного подъезда, выслушал приказ отоспаться и после обеда по обычному распорядку, отогнал лимузин в гараж, где его принял ночной механик из свободных, и пошёл в казарму.
Рабская казарма спала мёртвым усталым сном. Как догадывался Гаор, весенний праздник без крови и чьей-то смерти не обошёлся. Войдя в свою спальню, Гаор изумлённо остановился, увидев чей-то силуэт на своей кровати. Это ещё что за новости?! Но, подойдя поближе, увидел, что это Снежка. Она сидела с ногами на его кровати и спала, положив голову на спинку, на развешенное там полотенце.
— Снежка, — Гаор осторожно погладил её по голове.
— Ой, Рыжий, — заговорила Снежка, не открывая глаз, — ты пришёл, да? Вот, держи.
Она полезла в карман фартучка и достала какой-то тёмный комок.
— Это тебе. С праздником.
Гаор взял комок, оказавшийся маленьким двойным бутербродом: два ломтика тёмного хлеба с прослойкой из масла и сахара.
— Спасибо, Снежка, а теперь к себе иди.
Снежка не успела ответить. Потому что Гаора вдруг окликнул Старший по спальне.
— Рыжий.
— Да, Старший, — сразу повернулся на голос Гаор.
— Не гони Снежку, — Старший говорил негромко, но в ночной тишине его было хорошо слышно, — пусть у тебя ночует.
— Как это? — не понял, не захотел понять Гаор.
— Тебе её в прислуги дали, ты с ней спать не будешь, её под кого из первой положат. Заломают девчонку.
Гаор медленно, стараясь не упасть, потому что его вдруг перестали держать ноги, сел на кровать.
— Рыжий, — шёпотом заговорил Зимняк, — Старший дело говорит. Ты не сделаешь, голозадым отдадут. Пожалей девчонку.
— Она ж не малолетка даже, малявка, — потрясённо выдохнул Гаор, — не могу я. Я ж не…
— Под хозяев с семи подкладывают, а ей уж десять скоро. Потому и дали тебе, чтоб поберечь.
— Не могу, — покачал головой Гаор. — Нет.
Сосед справа зевнул и пробурчал.
— Раздень и под одеяло положи, чтоб она утром от тебя голой выскочила. Делов-то… — и захрапел.
Гаор сидел, стиснув, смяв действительно в комок этот прибережённый для него бутерброд. Он понимал, что раз остальные так говорят, значит, так и надо. Но… но мало этим сволочам, что сами выродки, они и нас такими делают! Но… но деваться ему некуда, как человека просят. Он сунул в рот подарок, встал и начал раздеваться. Куртку, брюки, ботинки в шкаф, достать мыло, мочалку и большое полотенце. На ноги шлёпки.
— Снежка, — он снова погладил её по голове, — раздевайся и ложись.
— А ты?
— Я в душ.
И ушёл, не дожидаясь её ответа.
В душе он сбросил бельё и рубашку в ящик для грязного, а носки захватил с собой в кабинку. Вымылся, выстирал носки. Привычные движения немного успокоили его. Нет, конечно, надо так, как сказал тот, справа. Как зовут-то его? Не знает, но вроде он в теплицах работает. Говоря вслух, как и положено по здешнему Уставу, только по-дуггурски, Гаор про себя продолжал употреблять усвоенные за эти годы слова и обороты. Нет, он не даст это отнять у себя. И со Снежкой… это ведь тоже… не просто так, а борьба. Спать не по приказу, а по своему выбору — это он уже усвоил, а оказывается, бывает и такое. Но какие же сволочи! И это не Ардинайлы, не хозяева, тем на такие мелочи, как девчонка-рабыня, плевать трижды и четырежды, это Мажордом и прихвостни, шестёрки его. Ну, сволочи, ну… всякое он видал и слышал, но чтоб такое… Это как мозги надо вывихнуть, в самом деле, психи. Все, до единого.