— Это в "жёлтый дом", — поднял на него глаза Гаор.
— Понял, передам.
— А это… — Гаор вздохнул, — посмотри, Жук, а я пока столом займусь. Нет, статью ты потом прочитаешь, ты это посмотри.
Гаор встал и перешёл к большому столу, оглядел его, удовлетворённо кивнул и стал переставлять, передвигать посуду, не так исправляя сервировку, как давая время Стигу прочитать написанное. Если статья — мина, то это… даже сравнение не подберёшь.
Присев на угол стола, Стиг быстро прочитал, вернее, просмотрел аккуратно исписанные листы, присвистнул и стал перечитывать. Гаор ждал.
— Что это? — спросил, наконец, Стиг. — Похоже на словесные портреты.
— Они и есть, — кивнул Гаор.
— И кто это?
— Осведомители Тихой Конторы, кого я видел. А внизу, после черты, сотрудники, — Гаор усмехнулся, — сослуживцы моего хозяина, имён я не знаю, потому и не написал. Хозяина и Венна не вписал, ты их и так знаешь. А ещё ниже адреса. Что там за конторы, я не знаю, вывесок нет, но все они на Тихую Контору работают.
— Гаор, — тихо сказал Стиг, — ты понимаешь, что это?
— Понимаю, — кивнул Гаор. — Это смерть, Стиг. Моя за то, что написал, и твоя за то, что читал. Решай, Стиг. Если это… не нужно, то… сожги прямо здесь и сейчас, и этого не было.
Стиг медленно покачал головой.
— Нет, это… это оружие…
— Да, — кивнул Гаор. — Но ты вспомни, что бывает, когда граната взрывается в руках. Или помнишь, на стрельбище, помнишь, как у этого из третьей роты разорвало ствол у карабина? Это смерть, Стиг, и лёгкой она не будет. Ты не знаешь их, я только чуть-чуть по краешку зацепил, и такого уже насмотрелся… это хуже фронта. Сожги.
— Нет, — резко, даже зло ответил Стиг.
Гаор, стоя у стола, молча смотрел, как Стиг достаёт из ящика большой белый конверт и прячет в него статью, конверт вкладывает в портфель, а потом складывает и прячет во внутренний карман пиджака те, другие листы.
— Вот так, — Стиг поправил очки и улыбнулся. — Мы не драпаем, а стратегически отступаем. Помнишь?
— Ещё бы, — улыбнулся Гаор. — Здорово мы тогда десантуре вмазали!
— Ты был великолепен, как гроза! — патетически провозгласил Стиг.
И Гаор, сразу вспомнив эту пьесу, которую он тогда, тем же летом, смотрел с отцом и сёстрами Стига, счастливо захохотал и ответил фразой оттуда же.
— Ознаменуем же сие!
Так, смеясь, вышучивая друг друга, разговаривая цитатами из книг, спектаклей и фильмов, они пировали, словно забыв обо всём, словно не было этих лет, и двадцатого ноября пятьсот шестьдесят шестого года, когда одному из пирующих поставили клеймо и надели ошейник, а другой видел это и ничего не смог сделать, чтобы защитить друга, хоть и является профессиональным защитником…. Не было этого! Вот сейчас, в этот вечер, на эти периоды, доли и мгновения не было! А они опять — демобилизованный старший сержант и выпускник университета, и у них ещё всё впереди!
— Ох, хорошо-о! — Гаор с блаженным вздохом откинулся на спинку стула. — Ну, накормил, ну, спасибо.
— Благодари свои руки и широкий рот, — сверкнул очками Стиг и не удержался: — Тебя что… там плохо кормят?
— Да нет, — задумчиво ответил Гаор, — я уже думал как-то об этом. Понимаешь, Жук, дело не в количестве еды.
— А в качестве? — рассмеялся Стиг, обрадованный спокойной реакцией Гаора, а он помнил, как его Друг умел взрываться в ответ на неосторожное слово или замечание.
— Не совсем. Пожалуй… в чувствах, с которыми готовят и подают. У Сторрама…
— Что?!
— Сторрам был моим первым хозяином, — спокойно ответил Гаор. — Так вот. Там я, да, два с лишним года прожил, так вот, изо дня в день утром каша и кофе, в обед суп, каша и кисель…
— Что-что?
— Кисель, такое сладкое густое питьё, и на ужин каша и чай. Ну, и хлеб, много хлеба. И знаешь, было вкусно и сытно, и воспоминания у меня самые приятные. А здесь… паёк больше и разнообразнее, но… вкуса нет. У Сторрама готовили матери, они… они заботились о нас, ну, всех рабах.
— Подожди, я не понял, чьи матери?
Гаор посмотрел на Стига и рассмеялся.
— А, ну да, я в "сером коршуне" этого чуть коснулся, да, ты читал?
И тут же пожалел о своём вопросе: вдруг Жук ничего не знает, конверты-то не через него шли, и тогда… Но Стиг спокойно кивнул.
— Читал, конечно, все три. Шум, кстати, ты поднял большой.
— Приятно слышать, — усмехнулся, скрывая мгновенно выступившие на глазах слёзы, Гаор и тут же, чтобы не разреветься, продолжил "академическим" тоном: — У рабов принято рожавшую женщину называть матерью, и неважно, кем она приходится тебе. И глава семьи или… не знаю, понимаешь, Жук, как правило, рабы у одного хозяина живут как семья. Есть Старший, но глава — женщина, Мать, именно с большой буквы, понимаешь?
Стиг кивнул.
— Не рожавшую зовут девкой, маленькую девчонкой. А так… да, ты же юрист, учти на будущее, если… поселкового, ну, прирождённого раба обвиняют в насилии над женщиной, это заведомое вранье.
— Что?!
— То самое. В этих, — Гаор выразительным подмигиванием и жестом недвусмысленно объяснил характер и содержание термина, — так вот, в этих делах решает женщина. Говорят так, а да, ты ж языка не знаешь. По-дуггурски будет так. С девкой крути, как хочешь, а с бабой, как она тебе позволит. А ещё. К матери со всем уважением, старшую сестру слушайся, о младшей заботься, а дочь расти и радуйся на неё, пока не продали. Так что насилия быть не может. Понимаешь?
— Черт подери! — Стиг встал из-за стола и забегал по комнате.
Развалившись на стуле и сложив руки на животе, Гаор с улыбкой следил за его метаниями, а когда тот сел, продолжил: