На второй половине тихо и пусто, только лампы в полную мощность горят. "Интересно, — вяло подумал Гаор, — их что, совсем не гасят?" Хотя… какое его дело? Не ему же за свет платить. А может, здесь свой генератор стоит. Полная, так сказать, автономия. Он был сейчас готов думать о чём угодно, лишь бы не о прочитанном, зная, что оно и так намертво отпечаталось в памяти и будет теперь там лежать и ждать своего времени, чтобы стать строчками на листе.
В спальне Гаор, не глядя на часы, чтобы не думать о том, сколько ему осталось до подъёма, прошёл к своей кровати и стал раздеваться. На спинке висели платьице, фартучек и маечка, а одеяло еле заметно горбилось. Значит, Снежка здесь. Ну и… не успев даже понять: лучше это или хуже, Гаор кое-как запихал куртку, брюки и ботинки в шкаф, бросил на тумбочку рубашку и бельё, потому что относить их в ящик для "грязного" у него уже не было сил, и рухнул, едва не придавив Снежку.
— Рыжий, ты? — прошелестело у него где-то под боком.
— Мм, — промычал он уже во сне.
Маленькая ладошка скользнула по его животу, погладила волосы на лобке.
— Ты спи себе, спи, — шептала Снежка, — я мяконько… я чуточку-чуточку…
Но Гаор спал и без уговоров, а её шепот и прикосновения сознавались настолько смутно, что не могли разбудить, но заставляли морщиться и постанывать.
Утром Снежка выскочила из-под его одеяла, сгребла в охапку свою одежду и его бельё и убежала. Гаор, хоть и встал вместе со всеми и потащился в умывалку, а затем в столовую, и вроде делал всё как надо и положено, но продолжал спать. И после завтрака, вернувшись в спальню, разделся и снова лёг. И заснул, как провалился, но уже зная, что крыша удержалась, что всё виденное осталось в памяти и всплывёт тогда, когда понадобится для дела.
Разбудили его, весьма бесцеремонно тряся за плечо.
— Какого хрена?! — сердито выдохнул Гаор, не открывая глаз.
— А простого, — сказал над ним голос Первушки. — Забыл, что тебе после обеда на выезд?
Гаор сел, помотал головой и протёр кулаками глаза.
— Первушка, ты? — спросил он сквозь зевок
— Тебе я Медицина, забыл? — сердито сказала Первушка.
Гаор вздохнул, откинул одеяло и встал.
— Ну и чего? — хмуро спросил он.
— Ко мне зайдёшь, как готов будешь.
Первушка насмешливо оглядела его и вышла. Гаор посмотрел на часы. Двенадцать, а обед в два. Однако вовремя разбудили. Как раз в душ, одеться и в амбулаторию. А там обед, переодеться и на выезд.
Холодный душ прогнал остатки сна. Гаор зашёл в спальню развесить большое полотенце и, как был, в расхожих рубашке и штанах на голое тело и шлёпках, пошёл к Первушке. Странно, конечно, зачем он ей, ничего ему сегодня ни зашивать, ни заклеивать, ни смазывать не надо.
— Сегодня я целый, — сказал он, входя в её кабинет.
— Ну, это у тебя ненадолго, — ответила ему Первушка, а сидевшие тут же Цветик и та, просившая у него как-то закурить, засмеялись.
Гаор с удивлением посмотрел на них. Они-то здесь зачем? Консилиум или… понятые? Или свидетели? Как бы то ни было…
— Ты это про какие категории рассказывал? — сразу спросила его Первушка.
Та-ак, совсем интересно.
— А то вы не знаете? — ответил он вопросом. — Ни разу на торгах и сортировке не были?
Но ещё не договорив, сообразил: а ведь и не были, они-то не купленные, а родовые.
— А у тебя язык отвалится повторить? — спросила Цветик, а вторая пожала плечами:
— Ну, и не были, так что?
Гаор тряхнул головой:
— А ничего. Раз интересно, слушайте.
Он сел на табуретку для осмотра и заговорил. Как и ночью, спокойным, даже скучающим тоном перечислил все категории. Три по возрасту, четыре по здоровью и шесть по использованию. Они молча кивали. И не понять: в самом деле не знают или его проверяют.
— А сортируют как? — спросила Первушка, когда он замолчал.
Гаор рассказал и это.
— А теперь про утилизацию рассказывай, — потребовала Цветик.
— А нужно? — ответил Гаор. И пояснил. — Меньше знаешь, крепче спишь.
— Мой сон — не твоя забота, — зло оскалилась Цветик. — Давай, ну!
И он, обозлившись непонятно на кого, вывалил им полную процедуру, со всеми вариантами, с извлечением органов и выкачиванием крови, свежеванием и душевыми, когда пускают газ вместо воды, как просеивают пепел и фасуют мешки с удобрениями, обрабатывают содранную кожу и…
— Хватит! — Гаор резко встал. — И мне, и вам хватит.
— От такого закричишь, — спокойно сказала Первушка.
Он бешено посмотрел на неё:
— Ты меня за этим позвала?
— И за этим, — кивнула она и повернулась к женщинам. — Слышали? Тогда ступайте, потом поговорим.
Цветик и вторая молча встали и вышли.
— Н-ну?! — выдохнул сквозь зубы Гаор. — Ещё что ты мне скажешь?
— Ты-то как это увидел? Он что, тебя с собой таскал?
— А это тебе знать незачем.
— Зря, Дамхарец, — она насмешливо покачала головой, — если твой совсем свихнется, думаешь, тебя пощадят? При нём оставят? Чтоб ты его с ложечки кормил и слюни утирал? Как же! Жди!
— От козла молока ждать незачем, — ответно усмехнулся Гаор.
— Хочешь, я тебе и для него питья дам, а? Из твоих рук он возьмёт.
Гаор удивлённо посмотрел на нее и мотнул головой.
— Нет, — ответил он спокойно, но жёстко
Первушка пожала плечами:
— Ну, как знаешь, ты себе судьбу сам выбрал.
— А вот это ты правильно сказала, — улыбнулся Гаор, — выбор мой, и отвечать мне.
Первушка кивнула:
— Запомни, что сказал, Дамхарец.
— А я вообще памятливый, — усмехнулся Гаор и вышел.