— А если я тебя? — задумчиво, даже без особой злобы, спросил Гаор. — Чтоб ты заткнулся.
— Стержень сначала себе из задницы вынь, — ехидно ответил Резаный.
— А чем он мне помешает? — удивился Гаор.
Кто-то сонно засмеялся.
— А что? — сразу загорелся Гладкий. — Давайте Резаного под Лохмача подложим и посмотрим.
— Завтра, — сказал Старший, — хоть на счёт, хоть на пайку, а сейчас спите. Младший, спать.
Гаор осторожно развёл, насколько позволили наручники, локти, дав Младшему выскользнуть и лечь рядом.
— Погладить тебя? — благодарно шепнул Младший.
— Не надо, спи, — ответил Гаор, закрывая глаза.
Перспектива завтрашней драки с Резаным не пугала его. Лучше драка, чем… — не додумав слишком понятное, он заснул.
Но назавтра начались новые события, из-за которых его ночная стычка с Резаным забылась всеми, и ими самими в том числе.
Началось утро, правда, как обычно: подъёмом, поверкой, пайком. И они ещё жевали и хлебали, разойдясь по камере, сидя на нарах, болтая и подшучивая над Младшим: мол до того доревелся, что к Лохмачу за утешением полез, когда мимо их камеры по коридору справа — от лифта — налево — к надзирательской — прошли трое. В чёрных комбинезонах, в сдвинутых на правую бровь чёрных беретах, грохоча подкованными ботинками, сверкнув офицерскими звёздочками на воротниках. Спецовики?! Зачем?! Кого?!!
Всех будто ветром сдуло от решётки на нары. Торопливо доев и допив, сунули на место кружки и миски и сбились на нарах в плотный, настороженно притихший ком. Гаору никто ничего не объяснял, но тут он и не нуждался в объяснениях. Что такое спецура, он и сам знал.
— Наручники сними, — попросил он Старшего.
— Отстань, — отмахнулся тот от него, напряжённо прислушиваясь к шуму в надзирательской.
И вот донеслось.
— Старший! Сюда!
Старший сорвался с места и подбежал к решётке, которая начала открываться уже при его приближении, да так и осталась приоткрытой. К удивлению Гаора, никто не встал и не подошёл к решётке, даже не выйти — выглянуть не рискнули. Сидели молча. Некоторые дрожали, кое-кто тихо беззвучно плакал.
Старший вернулся довольно быстро. К облегчению Гаора, вполне целый, сразу и довольный, и озабоченный. Войдя в камеру, он улыбнулся настороженно глядящим на него:
— Работаем, парни.
— Что?! — спросил Резаный.
— Оно самое? — подался вперед Новенький.
— Ну да, — кивнул Старший, — проштрафился там у них один. Нам отдают. В назидание остальным.
Негромкий, но общий торжествующий рёв потряс камеру. Все повскакали с нар, окружив Старшего возбуждённо галдящим кольцом.
— Старший, сюда приведут, или в зал идём?
— Старший, "пойла" дай!
— Старший, рвать можно?
— Всё можно! — весело ответил Старший. — Но чтоб остальные разглядеть и понять успели. "Пойла" берите кому сколько надо. Сейчас они там насчёт зала решат. Да, Лохмачу "пойла"…
— Ты наручники с меня сними! — заражённый общим возбуждением Гаор даже толкнул Старшего плечом.
— А что, у тебя со спецурой свои счёты? — задумчиво спросил Резаный.
Гаор нетерпеливо мотнул головой, сразу и соглашаясь, и отмахиваясь от лишних сейчас вопросов. Старший пытливо посмотрел на него и… покачал головой:
— Нет. Тебе "пойла" сейчас опять дадим, так чтоб ты его не заломал раньше времени, лучше тебя без рук.
— А то нам ни хрена не оставишь, — засмеялись вокруг.
И Гаор вынужденно кивнул. Да, что такое "пойло" он уже знает, и, если ему опять дадут полную кружку и снимут наручники, то… то остальным он ничего не оставит. Просто переломает позвоночник, и всё.
Стук надзирательской дубинки по решётке рассыпал кольцо, загнав их на нары. Старший подбежал к решётке, кивая выслушал надзирателя и стал распоряжаться:
— Работаем в зале. Пятый, Гладкий, за одеждой марш. Двадцатый, Седьмой — за "пойлом". Новенький, Младший — вы оба с Лохмачом. Руки ему назад сделаете, рубашку накинете, ну, чтоб свалилась, как дернётся, и за локти держать будете. Отпустите по команде, а так пусть рычит и горланит. Лохмач, можешь по-поселковому орать. Разрешено.
Последнее изумило Гаора до немоты. Он вдруг только сейчас сообразил, что за все эти дни ни разу не услышал ни одного нашенского слова, будто… будто парни, никто, ни один, не знают. И смотрятся все чистокровными, и это еще, так получается… додумать он не успел. Потому что решётка отодвинута, а посланные уже втаскивают коробки с брюками, рубашками и тапочками и большие бутыли с тёмно-зелёной густой жидкостью, и все торопливо одеваются, наливают себе в кружки "пойла", кто разбавляет, кто пьёт как есть.
Оделся он сам и довольно ловко, Младший ему только застегнуться помог. Новенький принёс ему кружку с "пойлом", и Гаор, давясь, выпил её до дна, хотя его опять вначале чуть было не вывернуло. Но на последних глотках было уже вполне терпимо. Новенький перестегнул ему наручники, завернув руки назад, Младший накинул на плечи рубашку и… взъерошил ему волосы на голове, а потом и на груди.
— Вот, — улыбнулся он, — так совсем по-дикому. Старший, глянь.
— Хорош, — кивнул Старший, оглядывая Гаора.
— Морду бы ему ещё кровью вымазать, — поддержал Старшего Десятый. — Чтоб как там.
— Крови много будет, — отмахнулся Старший, — на всех хватит. Ну-ка, Лохмач, загни по-поселковому. Ну, всё равно что.
— Поздороваться, что ли? — усмехнулся Гаор.
"Пойло" ещё не начало действовать, всё было обычной яркости и чёткости, но ему почему-то стало сразу и злобно, и весело.