Дама будто только сейчас заметила Гаора, оглядела его быстрым, но всё замечающим взглядом и обиженно надула губы.
— Мой дорогой, ты думаешь, у меня чего-то нет? Ты меня обижаешь!
— Ну-ну, — поддразнивая, выразил недоверие Фрегор. — Посмотрим?
— Посмотрим! — приняла вызов дама.
— Полный комплект и на надлежащем уровне, — строго сказал Фрегор.
— Разумеется, дорогой. Это твой шофёр?
— И телохранитель, — внушительно ответил Фрегор. — Ступай, Рыжий, отдыхай, я позову, — властным взмахом руки указывая на закрытый портьерой дальний угол.
— Спасибо, хозяин, — гаркнул Гаор, разворачиваясь в указанном направлении.
Что бы там ни было, он сейчас даже на одиночную камеру согласен, лишь бы лечь и…
За портьерой был коридор. Светлый, на полу ковровая красная дорожка, стены оклеены приятными розоватыми в мелких цветочках обоями, белые двери без номеров и табличек. Одна из них была приоткрыта, и Гаор невольно остановился и заглянул.
— Входи-входи, — сказал за его спиной приятный женский голос.
Гаор резко оглянулся… и с невольным облегчением перевёл дыхание: на чистом высоком лбу молодой черноволосой женщины синий кружок клейма. Своя!
— Ну, и чего встал? — улыбнулась она насмешливо и ласково. — Входи, пока можно.
В комнате, небольшой, но уютной, правда, опять безоконной, большая — четыре на четыре, не меньше — накрытая шёлковым покрывалом кровать, в углу напольная вешалка для костюма, несколько стульев… Что ж, солдатские бордели бывали и похуже.
— Есть будешь? — спросила, входя следом за ним, женщина.
— Сначала вымоюсь, — серьёзно ответил Гаор. — Душ есть?
— У нас всё есть, — засмеялась она. — Ладно, иди, мойся, обслужим по высшему классу, — и фыркнула: — Не обеднеет твой.
Гаор кивнул, расстёгивая и снимая куртку.
Нет, солдатские бордели были куда хуже. Душ занимал только уголок просторной ванной, где было всё для любых удовольствий, и даже кафель не белый, а нежно-розовый. И огромная — хоть плавай, хоть ныряй — ванна, и стол для массажа, и ещё какие-то прибамбасы, которые он толком и не разглядел, сразу нырнув в душевой угол, чтобы тугими сильными до ожога струями смыть с себя пот и грязь этих страшных суток. Нашлось и мыло, и мочалка, и всё не рабское, а нежное, пахучее…
Гаор домывал голову, когда его вдруг выдернули из-под душа несколько ласковых, и в то же время сильных рук.
— Какого хрена?! — рявкнул он, вслепую пытаясь вырваться.
Рядом засмеялись.
— Не дёргайся.
— Сейчас мы тебе полное удовольствие сделаем.
— Ой, девочки, а волосатый-то какой…
— Ты, або, такого в жизни не пробовал.
— До самой "печки" вспоминать будешь.
Судя по голосам и рукам, их было трое, не меньше. И Гаор понял, что сопротивляться не только бесполезно, но и глупо. Да и незачем.
Его долго, тщательно и нежно мыли, под душем и в ванне, разминали и массировали на массажном столе, снова окунали, натирали чем-то душистым…
— Сейчас мы тебя таким красавчиком сделаем…
Давным-давно, в той, другой жизни, другом мире, ему не раз приходилось ходить по борделям вскладчину, когда скидывались и брали двух для трёх, или трёх на пятерых, но чаще, если хватало денег, он брал себе свою отдельную. О том, как две сразу ублажают, слыхал, но не пробовал, а здесь их трое, и… и такого у него и в самом деле никогда не было. И не сказать, чтобы было неприятно, а то, что они все, как он разглядел, проморгавшись от заливавшей лицо душистой пены, свои, клеймёные, только прибавляло… удовольствия? А ведь да. Забыть обо всём и не думать, брать что дают, что само пришло в руки, и не думать, что это милость хозяйская, плата за палачество. И никогда бы ему матери не позволили такого баловства и озорничанья, а им… да нет, с ними можно. И он с удовольствием поддался им, принял их игру.
— Ты смотри-ка, — удивилась одна из них, — а ты никак опытный. Это где ты такому научился?
— Где не знаю, там сам придумаю, — засмеялся он в ответ, стаскивая её в ванну и укладывая рядом с собой. — Ишь, русалка нашлась, да я сам тебя защекочу.
— Ну и быть тебе Русалкой! — засмеялась другая. — А тебя как хозяин зовёт?
— Рыжий, — ответил Гаор, вытягиваясь в тёплой, пахнущей цветами и ещё чем-то очень приятным воде. — А вас?
— Я Розанчик, — ответила старшая, а они… ну пускай эта Русалкой и будет, раз тебе слово это нравится, а эта… Вертушка пойдёт?
— Пойдёт, — кивнул Гаор. — А что, постоянных имён у вас нет, что ли?
— А как придётся, — весело ответила Вертушка, укладываясь рядом с ним с другой стороны. — Розанчик, посмотри, как там с едой, он есть просил. Хочешь есть, Рыжий? Или так… закусончиком?
— Пожрать я завсегда и по полной норме, — серьёзно ответил Гаор. — А можно и двойным пайком, — и объяснил: — Сутки за рулём, а не ел.
— Ах ты бедненький!
— А отощал-то как, — кинулись они его щекотать и гладить по рёбрам.
Они немного побарахтались в воде, топя друг друга, и Гаор решил, что пора вылезать. И словно услышав его, хотя он и слова не сказал, Вертушка с Русалкой ловко вытащили его из ванны, уложили на мягкий низкий лежак и стали вытирать большой мохнатой простынёй. И всё было хорошо, очень и даже временами слишком. Правда, Русалка чуть не испортила всё, предложив ему побриться.
— Сдурела? — сначала удивился Гаор. — Это же запрещено.
— Ну, не хочешь морду, мы тебе по телу красоту наведём.
— А пошла ты…! — рявкнул он фронтовым, правда, малым загибом, уже всерьёз рассердившись.
Его сразу стали гладить, ласкать и успокаивать.