Фрегор, по своему обыкновению, то сидел рядом, то убегал в салон и там возился со своими бумагами, но, спасибо Огню, не лез и маршрута не менял.
Визит столичного инспектора в провинциальную контору накануне праздника — не для слабонервных. И Фрегор был вполне доволен результатами. Страх и растерянность проверяемых приятно грели сердце и конвертировались в столь же приятные купюры и подарки, среди которых попадались и по-настоящему ценные вещи. Например, старинное столовое серебро, или изящный, хоть и современной работы, но сделанный явно на заказ портсигар, настолько элегантный, что можно и дядюшке нос утереть. Последнее соображение особенно обрадовало Фрегора. Орната он ненавидел так давно, что совершенно не мог вспомнить, когда и почему началась эта ненависть. С братом понятно: они соперники, и стать полноценным наследником можно, только уничтожив… врага, ну конечно, врага. А дядя… бездетный гомик не может быть наследником ни при каком раскладе. Это Фрегор понимал. Но и терпеть его снисходительность, насмешки, замечания и выговоры он не хотел. Вообще, с какой стати этот ублюдок смеет делать ему замечания?! Ну, ничего, Фордангайру осталось немного, с его выродком вопрос улажен, такого удара идиот не выдержит. Смешно, но он всерьёз привязан к уроду. С одной стороны, это даже хорошо. Ведь будь иначе, уродца ещё когда сдали бы в Амрокс и заменили бы, да нет, зачем нам Амрокс, Ардинайлы всегда сами решали свои проблемы, прямо на месте бы заменили подходящим детёнышем из питомника. А теперь хрен ему, идиоту, все проклеймены, клеймёных наследников не бывает! И хорошо, что братец этим чёртовым питьём накачивался. Удобная, оказывается, штука, недаром его в дорогих борделях с шартрезом мешают, а я никогда не любил ликёры, вот водка с бальзамом — это вещь, и брать надо форзейльскую, она чище и забористее…
Гаор с непритворным спокойствием равнодушия слушал излияния сидящего рядом хозяина, гоня машину по несколько неожиданному маршруту: "Найди местечко поспокойнее и отпразднуем". Отпразднуем? А, ну да, тридцать первое сегодня, всё и все работают только до полудня, даже рабам дают выходной. Ему, похоже, не отломится, ну так тоже — не самое страшное.
Фрегор снова отхлебнул из стеклянной в серебряной оплётке бутылки-фляги и с интересом огляделся.
— Так, Рыжий, как новый год встретишь, так его и проживёшь, давай-ка вон там остановись.
Чем это место лучше или хуже любого другого, Гаор не понял и, даже не задаваясь этим вопросом, послушно остановил машину.
— Для начала, — решил Фрегор, — проводим старый. Давай, Рыжий, займись там ёлкой и прочим, — и хихикнул, — не будем нарушать обычаи.
Не будем так не будем, но где он этому придурку ёлку раздобудет? До ближайшего хорошего леса… И тут Гаор вспомнил про ящик с нарисованной на нём ёлкой. И куда он его засунул? Ага, вроде там должен быть.
Под эти размышления он отыскал нужный ящик, в котором оказалась небольшая искусственная, но очень хорошо сделанная ёлка, игрушки, гирлянды и даже три свёртка в подарочной упаковке. Ну, ни хрена себе!
Сидя на диване и по-прежнему прихлёбывая и прикладываясь к бутылкам и флягам, Фрегор в общем-то благодушно наблюдал за его стараниями по превращению салона из походного в праздничный вид. И продолжал болтать. Жаловался на родных и сослуживцев, кого-то ругал, над кем-то издевался, вспоминал свои удачи и чужие провалы… тоже уже привычно и можно не слушать, хотя попадалось и интересное. Например, о "зелёнке", она же, как сразу догадался Гаор, "пойло", она же…
— Золотое дно, Рыжий! Многофункциональное использование. Берём обыкновенный шартрез, никогда не любил ликёров, сладкая слизь, а не спиртное, и капаем туда "зелёнки". Немного, чтобы, — Фрегор снова захихикал, — чтобы привыкали незаметно, и готово! Шартрез-экстра, шартрез-форте! Шестьсот кредитов бутылочка. Я ж говорю, золотое дно, ты, Рыжий, не спорь, если умеючи угостить, то он потом за рюмочку, за глоточек на всё согласен, руки и сапоги тебе лизать будет. Потому как без него жизнь теперь серая и неинтересная. А ежели глотнул, а бабы под рукой нету… то, что угодно сойдёт, лишь бы разрядиться, да чтоб с кровью, с воплем и визгом. Недаром все спецовики на "зелёнке" сидят. Вот ему в увольнительную идти, ему "зелёночки", да неразбавленной. И добирается он до шлюхи, уделывает её насмерть, да не просто, а с отягощением, прочухивается рядом с трупом и бежит в казарму, под крылышко к отцу-командиру и готов на всё, лишь бы его полиции не сдали. Полиция, понятное дело, рыщет, роет землю носом и чем придётся, её же подпекает начальство сверху и общественное мнение, тоже та ещё системка, снизу, и ей, не за так, а за хорошее поведение, понятно, подкидывают подходящую кандидатурку из ненужных. И все довольны.
Откровенность Фрегора начинала пугать: так откровенничают только с тем, в чьём молчании уверены, а лучше всех молчит труп. Но… раб — не человек, а вроде мебели, одни спьяну розовых слонов под столом ловят, другие зелёных чертей угощают, а некоторые, значит, служебные тайны рабу-телохранителю выкладывают. Тем более, что раба продавать не собираются, а значит, если он и откроет рот, то дальше рабской казармы это не уйдёт. И ещё тем более, что в здешней казарме все готовы друг другу глотку порвать, и значит, болтать не с кем. А потому услышавший не опасен. Слабое, но утешение.
После ёлки настала пора праздничного стола. Тут Гаор схлопотал пару раз за неправильно поставленные бокалы — этой сволочи, оказывается, мало надрызгаться, ему ещё надо, чтобы всё было по правилам, и чтоб у каждой бутылки положенный бокал стоял.