Мир Гаора - Страница 95

Гаор уже давно заметил, что весь охмурёж и заигрывание с угрозами заманить и затащить ведут мужчины, но решают женщины. Коли сказано тебе: "нет", — то отвали и не настаивай. Та, его первая, не звала его, и он считал себя свободным. Да и у остальных тоже, похоже, каждый раз решается заново. Это настолько не походило на привычное с детства, когда мужчина редко когда зовёт, больше приказывает, и женщина не смеет отказываться, если только за неё не заступится другой мужчина, что не укладывалось в голове, и Гаор, не пытаясь пока понять, просто подчинялся здешним правилам, угадывая их по поведению остальных. И сейчас, видя, что в коридоре остаются только парни и девчонки, а кто постарше разошлись, он тоже вышел из игры и ушёл в спальню.

Здесь упоённо валялись на койках, играли в чёт-нечёт, вели какие-то свои в своих компаниях разговоры, но, проходя к своей койке, Гаор не так понимал, как чувствовал, что он здесь действительно свой, никому ему не надо ничего доказывать, отстаивать себя, придумывать объяснения, чего это ты не в увольнительной, за что оставили, или почему домой не взяли, как это бывало в училище.

Гаор достал из тумбочки сигареты — у него ещё с той выдачи пять штук, да ещё сегодняшняя пачка, и фишки есть, чтоб прикупить, — может себе в честь праздника даже три позволить, взял зажигалку и пошёл в умывалку.

Там было полно курильщиков, и вечно маявшийся без курева Мухортик — свою пайковую он не столько скуривал, сколько раздавал как долги — стоя в общем кругу, с наслаждением дышал даровым дымом.

Трепались о жратве и бабах. О выпивке говорили мало — рабу напиться редко удаётся, это в посёлках есть такие бабки, варят хмельное, а здесь-то… даже в праздник не дают. Хозяин не терпит. Можно, конечно, к надзирателю подлизнуться…

— За ради выпивки ссучиться? — удивился Гаор.

— То-то и оно.

— А чо, был такой… как его?

— А этот, сучонок, ну так и продали его.

— И надзирателя того уволили.

— За курево в неположенном отметелят, но ещё посмотрят, а с выпивкой… всё, в раз на торгах окажешься!

— И с поротой задницей.

— Ну да, а тогда хрен к хорошему попадёшь.

— Ну да, они целых смотрят.

— Вот чо ещё хорошо, браты, это что дубинки у наших. Синяк он сойдёт, а кожу порвёт, рубец сразу виден.

— Ага, я вот на заводе работал, так тамошние надзиратели с плетьми ходили. Походя врежет, так через штаны рвёт.

— Есть такие, штаны целые, а по ногам кровь текёт.

— Рыжий, а тебя это чем метелили? Ну, на спине у тебя, как полоса вырезана.

— Это фронт, — пыхнул сигаретой Гаор, — осколочное ранение.

— Это как?

— Чо за хренотень?

Гаор стал рассказывать о снарядах, минах и пулях. Ну, с пулями хоть вприглядку, но были знакомы все. Охранники с автоматами, управляющие с пистолетами — обычное дело. А вот снаряды…

— И большой он, снаряд этот?

— От таких до таких, — Гаор, зажав сигарету зубами, показал руками размеры.

— Ни хрена себе!

— Даа, ежели таким да по башке, то и не встанешь.

Гаор невольно рассмеялся.

— Когда прямое попадание, то ни вставать, ни лежать некому, ни хрена от человека не остаётся. Так… ошмёточки вокруг, — он передёрнул плечами. — Стоишь, говоришь с кем, слышишь: свистит, тут, где стоишь, там и падай, тряхнёт тебя, засыплет, потом встаёшь и стряхиваешь с себя… землю с мясом.

— Каким ещё мясом?

— А того с кем говорил, — ответил Гаор, разглядывая свой окурок и прикидывая, хватит ли его ещё на одну затяжку.

— Мухортику дай, — сказал Мастак, — у тебя ж есть ещё.

— Есть, — кивнул Гаор, протягивая окурок Мухортику.

— Ну, спасибо, паря, — Мухортик жадно схватил окурок, — с меня…

— Обойдусь, — отмахнулся Гаор, доставая и прикуривая от сигареты стоявшего рядом Зайчи новую сигарету.

— Обогател ты, паря, — засмеялись в толпе.

— А чо, умственность она стоит.

— Паря, а водилой как, легко работать?

Гаор кивнул.

— Ага, ключ повернул, рычаг дёрнул, и спина мокрая.

Все дружно рассмеялись.

Стоявший тут же со всеми Ворон, курил, кивал, улыбался, но в разговор не вступал. И остальные его не гнали, но и не заговаривали с ним. Свой, а чужой — подумал Гаор. А Седой… Седой чужой, а свой. Интересно, как перемена слов местами меняет смысл высказывания. Это можно очень интересно обыграть, даже построить на этом… Но думая об этом, он уже со всеми смеялся над рассказом Мухортика, как тому случилось работать под началом обалдуя-надзирателя, и как того обалдуя дурили все рабы.

Курили и трепались свободно, не думая, успеют ли до отбоя. Седни отбоя нетути. Надзиратели сами гуляют. Состав курильщиков незаметно менялся, одни уходили, другие приходили, подваливали в разговор. Выкурив отведённые себе три сигареты, ушёл и Гаор.

Махотка лежал, накрывшись одеялом с головой, и судя по тому, как одеяло колыхалось, был там не один. Никто на это особого внимания не обращал. Бродил между койками Тукман, разглядывал всех, искал, кто бы с ним поговорил или поиграл. Гаор, проходя мимо, отвернулся. Он всё теперь знал, понимал, даже сочувствовал, но перебороть себя не мог. Как и с Зудой. Да от него же и не требовали, чтобы он дружил с ними. Не держи сердца, значит, не злись, не думай о мести, прости. Он простил, сердца не держит, а с кем ему говорить, сам решает.

Гаор сунул сигареты и зажигалку в тумбочку, сгрёб в кучку фишки. Надо бы у Матуни ещё коробочку попросить. Под мыльницу он нашёл, под мочалку приспособил плоский пластиковый неизвестно из-под чего лоток. Теперь вымылся, пришёл, уложил, и ни на сигареты, ни на бельё не натечёт. А фишек много стало, завтра купит себе чего-нибудь в ларьке.