Гархем склонил голову, сразу и прощаясь, и принимая указания к исполнению.
Гаора обнимали, тискали, били по плечам, спине и шее. Но молчком, потому что хозяин с Гархемом ещё были во дворе. Матуха требовательно рассматривала его ладони: не сильно ли он поранился о трос, Старший отвешивал ему вполне заслуженные, но не сильные разы по шее, Киса лезла с поцелуями, отпихивая других девчонок, которые тоже хотели поблагодарить Ражего, что жизнью за косынку рисковал.
— Нашёл из-за чего! — Старший, оглянувшись, убедился, что хозяин с управляющим убрались, и заговорил в полный голос. — У тебя в голове хоть что есть?
— У меня сигареты шальные есть, — смеясь, ответил Гаор, распечатывая полученную от Сторрама пачку, — двадцать пять штук, дели, Старший.
— Дурак, — сказал кто-то, — ты рисковал, а курить все будут, что ли ча?
— Сам дурак, — ответил Гаор, — примета такая есть. Шальное сразу тратить надо, а то больше удачи не будет.
— Ну, раз так, то другое дело, — зашумели вокруг.
— Это ты, паря, в точку.
— За удачу надоть.
— Старший, так по сколь будет?
— Нас-то сколь…
— Цыц, — остановил гомон Старший, — накликаете. Сигарета на четверых выходит, если без баб.
— Бабы так подышат.
— Ежели кто хочет, сам поделится.
— Давай, браты, по четверо.
— Это как в отстойнике?
— Ну да по-пайковому.
К изумлению Гаора, перестроение из толпы в колонну по четыре прошло быстро и без всякой толкотни и неразберихи. Надо же, а он когда новобранцев строил, глотку срывал.
Разобрав сигареты, мужчины расселись в ряд под закрывавшим от ветра парапетом и дружно закурили, деля сигареты уже по затяжкам. Гаор, ожидая своей очереди, он попал в одну четверку со Старшим, Асилом и Волохом, вертел в руках глянцево блестящую чёрную с золотым тиснением пачку.
— Матуне отдай, — сказал Старший, — она пронесёт, ей можно, а потом уже у неё заберёшь, раз приглянулась.
Гаор кивнул, принимая совет.
Спустившись к выезду, Сторрам сел в ожидавший его лимузин, рядом с молодой женщиной в леопардовой шубке и тюрбанчике.
— Я заставил тебя ждать?
— Ничего. Я получила большое удовольствие.
Охранник у ворот откозырял им.
Сторрам искоса с улыбкой посмотрел на неё.
— На шоссе авария, я сначала даже подумал о тебе.
— Да? Я, видно подъехала раньше, а откуда ты знаешь?
Сторрам засмеялся.
— Парень успел увидеть, и когда я спросил, доложил по форме.
Засмеялась и женщина.
— Можно подумать, он не сам полез, а ты его посылал в разведку.
— Спасибо за намёк, я обязательно подумаю о таком использовании.
— У тебя хорошее настроение, — женщина с ласковой насмешкой посмотрела на него. — В честь чего? Неужели из-за этого раба?
— В какой-то мере, да. Ты же знаешь, я люблю обманывать, — он подмигнул ей, — и даже жульничать, и счастлив, когда жульничанье удаётся.
— И кого ты обжулил сегодня? — поддержала игру женщина.
— Не сегодня, но… сегодня я убедился, что оно удалось. А обжулил я не кого-нибудь, а Рабское ведомство.
— А-а, — понимающе протянула она.
— Да, дорогая, ты права. Я заплатил за него семь тысяч, а он стоит в полтора, если не вдвое больше.
— Да, — кивнула женщина, — он действительно ценный раб. Кстати, ты обратил внимание, на солнце у него волосы почти такого цвета, как и комбинезон.
Сторрам внимательно посмотрел на неё.
Они уже выехали на шоссе, миновали развязку и стремительно уносились от города. Женщина смотрела прямо перед собой, сжимая руль побледневшими от напряжения пальцами.
— Он любит рисковать. На Новый год катал рабыню по перилам, ты знаешь?
Сторрам молча кивнул.
— А сегодня полез за этой тряпочкой, которыми они обвешиваются. Рабыня та же самая? На что ещё он способен ради женщины?
Она замолчала.
— Дорогая, — голос Сторрама звучал мягко, даже участливо, — уверяю тебя, что если это даже была та же самая рабыня, то это не имело для него никакого значения. У рабов преобладает физиология. Я знаю, как многие следят за своими рабами, ставя их физиологию под жёсткий контроль, и давно пришел к выводу, что это неразумно. Физиологию глупо запрещать, её надо использовать, в крайнем случае, сделать безвредной. Поэтому я даю рабыням контрацептивы. Это дешевле, чем держать лишний штат надзирателей или переделывать решётки на дверях. Я выдаю рабам сигареты и строго наказываю за курение в неположенном месте. Но зато не воруют в залах и не курят где попало.
— Они это ценят?
Сторрам пожал плечами.
— Бунт легче предотвратить, чем подавить. Во всяком случае, дешевле. Дорогая, уверяю тебя, им всё равно, с кем удовлетворять свои потребности. Иначе бы были драки, скандалы. Но за всё время, а я завёл эту систему уже давно, ты знаешь, не было ни одной драки из-за женщин.
— Но их, по-моему, поровну?
— Да, я стараюсь поддерживать баланс. Но естественное стремление любого мужчины сделать всех женщин своими, у них отсутствует. Насколько я знаю, самая долговечная пара просуществовала чуть больше месяца. Ревность — чувство высшего порядка.
— Ревнуют все, — возразила она. — Ты помнишь моих попугаев? Вспомни, что началось, когда я купила ещё одну самочку? А лошади… Как жеребец оберегает свой табун от других жеребцов.
— А мне, — Сторрам засмеялся, — мне приходилось холостить жеребцов, но не понадобилось кастрировать ни одного раба для поддержания порядка. Дорогая, не приписывай им того, чего у них нет. Не знаю почему, я не хочу вдаваться в подробности, но у них сильно ослаблены или вообще отсутствуют родовые, семейные чувства. Они достаточно сообразительны, многие просто умны, хитры… но бесчувственны. Скорее всего, этот раб сейчас, — Сторрам посмотрел на часы, — да сейчас у них обед, ну так после обеда он будет совокупляться, не красней, дорогая, я знаю, ты хочешь сказать по-другому, но это самое точное слово, так вот будет он с этой или с другой рабыней, или с несколькими, сразу или по очереди, это не больше чем физиология, и ни один из других рабов, не вмешается. Потому что будет тоже совокупляться или спать, или совершать другие физиологические действия.