— А чего после двадцати пяти "горячих" делают? Не знаешь?
Киса растерялась и не ответила, а Гаор, обойдя её, ушёл в мужскую спальню. Теперь в душ и спать. Только спать, ничего ему больше не надо. Ноют натруженные мышцы, слегка саднят следы ударов дубинки, хотя избили его, надо признать, "для близиру".
Он вымылся под душем, проверил и приготовил всё на завтра, сбросив грязное бельё в ящик, осмотрел рубашку и штаны — хорошо, кожу ему не порвали, кровью нигде не запачкано, но воротник сильно засалился, надо бы постирать, пуговицы сидят крепко, комбез у него в порядке, ботинки, чёрт, носки как быстро продираются, попросить, что ли, у Матуни портянки, многие, он видит, их в ботинки наворачивают, их и стирать легче…
— Рыжий, — окликнули его сзади.
— Чего? — ответил он, не оборачиваясь.
— Выдь на час, а то девка мается.
И засмеялись.
Гаор чертыхнулся: он-то голый уже, а тут… но всё-таки влез в штаны, накинул на плечи рубашку и пошёл к двери. Как он и думал, там была Киса, но не одна, а с… Матуней. Гаор сразу проглотил уже заготовленное ругательство и вышел к ним в коридор. Отошли в простенок между дверями спален.
— Ты её на Новый год катал? — сразу спросила Матуня.
Гаор вздохнул.
— Под руку подвернулась, Матуня.
— А чего б ни было. За косынкой её лез? Ну, чего молчишь, Рыжий?
— Я за это уже двадцать пять "горячих" огрёб, — буркнул Гаор.
Хрясь! Матуня неожиданно, ловко подпрыгнув, шлёпнула его по затылку.
— Не об том речь, глупой! Хватит тебе девку на верёвочке водить! Не хочешь чего другого по глупости своей, раз не девка она тебе, а сестрёнка, так вон, рубашку свою ей дай. Постирает да зашьёт где надо.
Предложение настолько ошеломило Гаора, что он озадаченно уставился на Матуню. Та даже руками развела.
— Ну, совсем ты тёмный. Давай рубашку сюда!
Гаор послушно снял рубашку и протянул Матуне.
— Ей дай. Бери, дурёха, вон воротник, как голова у голозадого, аж блестит. Сейчас и постирай, завтра к ужину отдашь ему, чтоб переодеться смог. А ты спать иди, завтра зайдёшь ко мне, объясню я тебе. Всё, сейчас отбой будет! — и совсем неожиданно, — Марш!
Подчиняясь и команде, и звуку поворачивающегося запора на дверях надзирательской, Гаор влетел в мужскую спальню и одним прыжком оказался на своей койке. Волох рассмеялся.
— Здорово сигаешь, паря. Опять скажешь, что на фронте выучился?
— Где ж ещё, — хмыкнул Гаор, лежа, вылезая из штанов.
С лязгом задвинулись решётки, погас свет, хлопнула дверь надзирательской. Гаор осторожно приподнялся, вешая штаны в изножье, залез под одеяло и вытянулся.
Надо же, как повернулось. Сестрёнка. Завтра Матуня ему объяснит, хотя он и сам кое о чём догадался. Интересно получается. Ну да, если мужчины все друг другу браты, то женщины: матери, бабы, девки и сестрёнки, скорее всего это сёстры. С девкой крути как хочешь, с бабой как она позволит, к матерям со всем уважением, а с сестрой? Это ему завтра и расскажут. Заодно тогда и про дочерей спросить. И вообще про семью. Здесь, похоже, тоже всё наособицу, не так, как… как у кого? И сам себе ответил: у тех, у голозадых, у дуггуров. Голозадые — это не просто ругательство, а название, так мы тех, дуггуров по-ихнему, называем. Он никогда ни от кого не слышал такой фразы. Она вдруг сама возникла, именно этими, нашенскими, словами. Но записать её придётся в переводе. Нашенских букв он не знает, этого ему никто пока не скажет. А интересно, есть ли они? Или… Засыпая, он еле успел вложить лист и завязать тесёмки от папки.
От вечера до вечера, от выдачи до выдачи.
Начальство как сбесилось. Дня он на одном месте не работает. Полдня на складе, полдня куда пошлют. А посылают… только бегать успевай. То в гараж, то на другой склад, то в зал, то вдруг в административный корпус окна мыть. Приспичило им! Туда, правда, не одного его, а целую бригаду. Десять человек. С крыши спустили веревочные люльки, и они, болтаясь в них, мыли, оттирали зеркально-чёрные снаружи и прозрачные изнутри, как он случайно обнаружил, стёкла. Значит, отсюда весь двор виден, а им со двора — ни хрена. Интересно получается. А где же он ещё такие стекла видел? Было ведь дело: ещё тоже подумал, что на хрена зеркало впаяли… Крышу мыла уже другая бригада, а их, едва закончили окна, погнали на разгрузку сразу трёх пятиосных трейлеров, под завязку набитых коробками.
— Рыжий!
— Здесь, господин управляющий! — гаркнул Гаор, подбегая к Гархему и вытягиваясь перед ним.
Хрясь! — сразу по физиономии. Ну, Гархем иначе не объясняет. Сейчас скажет, что надо делать.
— Сразу по складам отправляй!
— Да, господин управляющий!
Что он оказался старшим над десятком грузчиков, Гаор даже не понял. Потому что выгрузка сразу из трёх машин одновременно, а ему надо успеть прочитать надписи на коробках, сообразить что это, вспомнить номер склада и успеть крикнуть парням, куда это волочить, и чтобы на одной тележке или в одном контейнере не оказалось предназначенное для разных складов, а то парням складские надзиратели за путаницу влепят. И обед уже скоро, а пока они не сделают, их не отпустят, да ещё шоферня орёт, им тоже на отдых охота. Ох, хоть бы они под ногами не путались, свободные ведь, гады, нет, чтобы покурить в сторонке, лезут, а не шуганёшь!
Трейлеры опустели, и зазвенел звонок на обед почти одновременно. Они даже успели тележки на место отпихнуть и рванули на построение. Гаор влетел в строй рядом с Плешаком и перевёл дыхание. Тот радостно улыбнулся ему и шепнул.
— С обеда вместях будем, шумнули мне.