Гархем улыбнулся.
— И никто не скажет, что вы попустительствуете рабу.
Сторрам рассмеялся.
— Он совершил проступок, войдя в запретную зону, был строго, но без членовредительства наказан. И теперь должен приступить к работе. А срок… подобное лечится подобным. Целью наказания не может быть увечье. Это невыгодно.
Гархем, тоже смеясь, кивнул головой.
— Потом в гараж?
— Да, разумеется, верните ему его подсобника и пусть делает малый трейлер.
— Есть, полковник.
Сегодня все контейнеры, тележки и машины двигались по своим сложным, пересекающимся и перекрещивающимся траекториям и маршрутам без задержек и столкновений. Поигрывая дубинками, прохаживались надзиратели, озабоченно бегали рабы. Ни малейших признаков вчерашнего бедлама и бардака.
…Пить, пить, пить… воды, всё равно, ничего не надо, только воды… в завале была фляга, когда она кончилась, камни прохладные, отпотевавшие, он лизал эти камни… здесь металл, давит на лицо, но губами не дотянуться… Густая, чёрная вода Алзона… они кипятили её, отстаивали, пропускали через фильтры из портянок, и всё равно на зубах что-то хрустело, и они собирали дождевую воду, а зимой топили снег… нет, в Алзоне не было снега, он сразу таял, становясь грязными лужами… Вергер… подвалы Вергера… потайные колодцы, спускаешься на тросе и в шаге от воды уходишь в боковой туннель… рабы-строители Вергера все были убиты, как жертва Огню и для сохранения тайны… вода… горит грудь… огонь теперь внутри, пить… Вергер, Алзон, Валса… вода, он плывёт в Валсе, вода несёт его и он пьёт, пьёт, пьёт… Вода… Мать-Вода, пронеси меня… Гроза в Алзоне… они сидели в плащ-палатках, выставив под дождь лица, и пили, пили, пили… вода с неба, чистая, ничем не пахнущая, без песка и грязи… вода… пить…
Он уже не шевелился, не стонал, сил хватало только на дыхание, которое становилось всё тише и реже. Он уже не пытался вдохнуть всей грудью, просто потому, что уже не было на это сил.
…Мать-Вода, унеси меня… Мать-Вода… Мать-Вода…
Рабочий день заканчивался. Сигнал ещё не давали, но покупатели уже ушли, в залах моют полы и раскладывают товары на завтра, заводятся в гараж на отдых трейлеры, готовятся к смене надзиратели и охрана.
Гархем посмотрел на часы и удовлетворённо кивнул. Если сейчас начать, то получится доля в долю. Ну что ж, все рабы — воры и обманщики, и чтобы их воровство и обман не приносили убытков, надо создать им для этого необходимые условия.
— Старший.
— Да, господин управляющий.
— Возьми кого покрепче из мужчин, оба идите в верхнюю надзирательскую и ждите там.
Старший потупился, скрывая мгновенно заблестевшие глаза.
— Ступай.
— Да, господин управляющий.
Старший сорвался с места. Асил, где Асил?
— Асила давай! — проорал он на бегу.
Из-за разворачивающегося трейлера вывернулся и побежал рядом Асил.
— Чего? — выдохнул он.
— В верхнюю надзирательскую, — таким же выдохом ответил Старший.
— Владычица земная, — пробормотал Асил, — неужто…
— Заткнись, сглазишь.
"Матери набольшие, неужто нам позволят самим его вниз снести, владычицы-заступницы, силы земные и небесные вам подвластны, Судьба-сестра, тебя молю, сделай так, чтоб надзирателям недосуг было, чтоб нас допустили", — молился на бегу Старший. Рядом бежал, так же беззвучно шевеля губами, Асил.
Верхняя надзирательская была заперта. Они остановились у дверей, переводя дыхание, переглянулись. Теперь только ждать и не рассердить сволочей надзирательских ненароком.
Подошёл, что-то жуя, надзиратель, открыл дверь.
— Заходите. Сюда к стене. На колени оба и с места не сходить. И не разговаривать. Сам вздую обоих. По полной огребёте.
Они беспрекословно выполняли все приказы. Их послушание, видно, успокоило надзирателя. Он прислушался к верещавшему снаружи звонку и ушёл, бросив им.
— Ждать, обалдуи волосатые!
Как только он вышел, Асил, не вставая с колен, переместился к двери и встал так, чтобы внезапно вошедший споткнулся об него. А Старший метнулся к длинному чёрному ящику у противоположной стены, прижался щекой к холодному металлу.
— Рыжий, слышишь меня, Рыжий, поскребись.
Изнутри невнятный слабый хрип. Понял, не понял, надо спешить.
— Рыжий, глаза закрой, зажмурься накрепко и ни в какую не открывай.
Шумно засопел Асил, и Старший одним броском вернулся на прежнее место. Так же мгновенно последовал за ним Асил.
Вошли два надзирателя, подозрительно посмотрели на стоявших у стены на коленях рабов с опущенными головами и, удовлетворённые их покорно испуганным видом, подошли к ящику. Один из них брезгливо поморщился.
— Фу, вонища какая. Сгнил он там уже, что ли?
— Сейчас посмотрим.
Заскрипели и залязгали запоры. Откинута верхняя крышка, и волна удушливого отвратительного запаха заполняет комнату.
— Фу, чёрт, знал бы, противогаз взял.
— Пружины отожми! Да, вот здесь.
— Смотри-ка, живой.
— Сам он не встанет, вытряхивай.
С трудом, приподняв и наклонив тяжёлый ящик, они вытряхнули на пол исхудавшее, как высохшее за эти трое суток тело, покрытое засохшей кровью и нечистотами.
— Фуу, забирайте, своё дерьмо.
Рванув молнию, Асил распахнул и сбросил с плеч до пояса комбинезон. Одним движением сорвав и скрутив свою рубашку в плоский жгут, он встал и шагнул вперёд, раздвинув надзирателей. Быстро наклонившись, Асил завязал лежавшему глаза, поднял и взвалил костистое, бессильно обвисающее тело к себе на плечо и, не дожидаясь никаких приказов, вышел из надзирательской. Надзиратели несколько ошарашено провожали взглядами его могучую фигуру, покрытую по груди, рукам и даже спине светлым пухом. И Старший счёл необходимым переключить надзирателей на себя.