— А чо, — насторожился Старший, — вредные они? Он сказал, чтоб спать.
Ворон вздохнул.
— Да нет, это снотворное. Но… После голодовки Рыжий, боюсь, сильные они для него. Как бы он совсем не заснул.
— Навовсе? — испугался Старший. — Ну нет, давай их вон в унитаз спустим, а ему скажем, что дали.
— А он сейчас опять кричать начнёт, — возразил Ворон. — Нет, давай так. Полтаблетки ему дадим, а остальные ты у себя в тумбочке держи. Раз надзиратель дал, то, — Ворон усмехнулся, — и придраться не к чему. Или ещё лучше Матухе отдай утром.
И как накликал. В уборную решительно вошла Матуха.
— Чем это вы его поить вздумали? Спятил ты, Старший? Что тебе всякая сволочь скажет, ты уж вроде Тукмана сполнить готов?
Ворон повторил свои объяснения и спросил.
— А у тебя травы никакой для этого нет?
— Сон-травы? — Матуха покачала головой, — ох ты, а ведь и нет, николи нужды в этом не было. Может, и впрямь… Говоришь, с половинки ничего не будет ему? Ну…
В уборную всунулась Аюшка.
— Ой, он молча бьётся, его Полоша с Волохом держат.
Старший выругался и бросился в спальню. Матуха и Ворон за ним.
Молча, это, конечно, не было. Рыжий продолжал ругаться и командовать, но то ли ослаб, то ли ещё что, и крика такого не было. Полоша и Волох сосредоточенно удерживали его, стараясь не дать ему упасть с койки или удариться о стояки. Ворон сокрушённо покачал головой.
— Придётся дать, а то и ему тяжело, и остальным не до сна. Давай будить, а то захлебнётся.
— Рыжий, — Матуха осторожно похлопала его по щеке, — очнись, Рыжий.
Он вздохнул и застонал.
— Рыжий, — повторила Матуха.
— А? — наконец выдохнул он. — Кто? Где я?
— Всё там же, — серьёзно, даже сердито сказал Ворон. — Проснулся?
— Ворон?
— Да, держи.
— Что это? — он растерянно ощупывал положенную ему на ладонь таблетку.
— Снотворное, — Ворон всё-таки решил дать ему целую таблетку, но одну. — Воюешь слишком громко. Глотай и запей.
Подчиняясь командам, он засунул в рот таблетку, запил из поданной кружки и тяжело не опустился, а рухнул на подушку.
Они постояли над ним. Частое неровное дыхание постепенно сменилось более спокойным и ровным. Он вздохнул и вытянулся, обмякая.
— Заснул, — кивнул Ворон и строго посмотрел на Аюшку, — а ты посиди с ним. Если станет совсем редко дышать, разбудишь меня.
— Ага, — кивнула та.
— Всё, — Матуха зевнула, пришлёпнув рот ладонью, — всем спать.
И в спальнях, наконец, наступила тишина.
Впервые в жизни команда "подъём" не разбудила Гаора. Он не услышал ни крика надзирателя, ни утренней суматохи и суеты. Он спал без снов, ничего не ощущая и не помня, только полное спокойствие.
Утром многие первым делом бросились к нему посмотреть: жив ли, но вошла Матуха и погнала всех.
— Нечего тут, только парень успокоился. Старший, сколько ему на поправку дали?
— Три дня, — озабоченно ответил Старший, — успеем?
— Успеем, — ответил за Матуху Ворон. — Первая ночь самая тяжёлая, дальше легче будет.
После вчерашнего Ворону верили, и утро пошло по заведённому порядку. Хотя многие стояли в строю отчаянно зевая, со слипающимися глазами, но рта о том, что, дескать, Рыжий никому спать не дал, никто не открыл. Понятно же, чего там.
Когда все ушли и наступила тишина, Маманя с Матухой решили разбудить Рыжего и напоить чем-то сытным. Как выводить человека из голодовки, они сами и без Ворона знали: голодом наказывали часто, у иных хозяев на хлебе и воде неделями держали, да ещё работать велели. А здесь-то… Парень крепкий, вчера, конечно, плох был, а разлёживаться ему особо давать и нечего: три дня всего. Надо успеть его на ноги поставить и расходить.
— Рыжий, — Матуха, как и ночью, похлопала его по щеке. — Проснись, Рыжий.
Глухо, как из-за стены, Гаор услышал, что его зовут.
— Аа? — откликнулся он протяжным вздохом. — Чего?
Два женских голоса засмеялись над ним.
— Просыпайся, Рыжий, поешь малость.
— Давай-ка, подсажу тебя.
Мышцы слабо отзывались на его усилия, но беспорядочных судорог уже не было. Он сел, ему сунули в руку приятно тёплую кружку, помогли донести её до рта.
— Пей.
Он послушно глотнул. Густая непонятного вкуса, но ему сейчас не этого, горячая, но не обжигающая жидкость заполнила рот и горячим, согревающим грудь, комком прокатилась по пищеводу. Он пил, переводя дыхание после каждого глотка. Жаль, глотков оказалось маловато.
— Спасибо, — выдохнул он, протягивая в пустоту кружку, — ещё.
— Нельзя тебе сейчас много, — ответил ему женский голос, — потом ещё попьёшь.
— Матуха? — уточнил он.
— Ну да, кто ж ещё. А сейчас ложись и спи.
— Да, — он откинул одеяло и попытался встать.
— А, ну давай, конечно, — его подхватили под мышки.
— Я сам, — попытался он запротестовать.
— Сам-сам, ты всё сам, — засмеялась Матуха.
Несмотря на его протесты, ему не то что помогли, а чуть ли не довели до уборной и там одного не оставили. Обратно он шёл уже уверенней, или это ему только так казалось.
Он хотел ещё попросить Матуху снять повязку и спросить, чего так тихо, куда все подевались, но заснул, едва успев лечь. Матуха сама укрыла его, подоткнув одеяло.
— Всё, Аюшка, спать иди.
— А ежли он опять биться начнёт? — спросила Аюшка, мужественно борясь с зевотой.
— Не начнёт, — улыбнулась Матуха, — он теперь спать будет.
— Я пригляжу, — важно сказал Махотка, упросивший, чтоб его при Рыжем сегодня дневальным оставили.
— А куда ж ты денешься? — засмеялась Маманя. — Давай только и остальную работу сполняй, а то я Старшего ждать не буду, сама накостыляю. Пол-то не метён, не мыт, давай, берись за работу.