— Возле его койки не пыли, — озабоченно сказала Матуха, — смачивай чаще.
— Знаю, — шмыгнул носом Махотка.
Ничего этого Гаор не слышал. Он спал. Время от времени его будили, давали ему что-то пить, потом пожевать, вроде это была каша-размазня, он ел и пил подносимое ко рту и снова засыпал. Потом до него смутно доносился шум множества голосов, вроде его даже трогали, и он невнятно заплетающимся языком отругивался, чтобы ему дали спать. Однажды с ним уже было такое, когда после многодневного утомительного бессмысленного боя наступила тишина, и они повалились на землю кто где стоял и заснули, и санитары трясли их и пинали, пытаясь разбудить и так отделить раненых и убитых. Ещё дважды его сводили в уборную, и в последний раз он уже почти шёл сам и даже пытался ладонью считать стояки. Но и это сквозь сон.
И проснулся опять от шума, в котором не сразу, но узнал шум вечерней спальни, и попытался приподняться на локтях, почему-то он лежал уже на животе, хотя не мог вспомнить, когда и зачем повернулся.
— Чего тебе? — спросил над ним озабоченный голос Ворона.
— Уже что, вечер? — спросил Гаор, с трудом ворочая языком.
— Правильно вечер. Ну, как ты?
— Нормально, — он медленно, уж очень плохо его слушалось тело, повернулся и попытался сесть.
Ему помогли.
— Очунелся? — спросил голос Старшего.
— Да, а как же…?
— Три дня тебе на поправку дали, — весело сказал Старший. — А потом в гараж выйдешь.
Вокруг радостно заржали.
— Так что, Рыжий, лежи не хочу!
Гаор попробовал улыбнуться.
— Належался вроде. Голова только тяжёлая. И глаза…
— Голова тяжёлая от таблетки, — сказал Ворон. — Не помнишь, как тебя снотворным поили?
— Помню, — не очень уверенно ответил Гаор. — А… зачем?
— Воевал громко, — усмехнулся Ворон.
— Понятно, — вздохнул Гаор.
Неужели кого-то отметелили за него? Хреново. И откуда снотворное взялось? Но думать об этом и тем более спрашивать было тяжело. Он почему-то от этого короткого разговора устал. И попросил.
— Глаза развяжите.
— Ворон, как?
— Может, и впрямь, а?
— Очунелся вроде…
— Попробуем, — озабоченно сказал Ворон. — Давай так. Ложись на живот, лицо с двух сторон руками заслони.
Несколько рук помогли Гаору выполнить указания Ворона и сняли повязку.
— Открой глаза, что видишь?
Зыбкий расплывающийся свет, нет что это? Серое, непонятное… А, понял!
— Подушку вижу.
— А теперь опусти ладони, подними голову. Ну?
Глаза слезились, болели, но он видел… Видел!
— Вижу! — вырвалось у него.
Ворон засмеялся.
— Ну и ладноть, — сказал Старший.
Гаор попытался повернуться к ним, чтобы увидеть их, а не стену, но Ворон остановил его.
— Не спеши. Теперь закрой глаза и ляг на спину, и полежи так, чтобы свет сквозь веки шёл. Потом посмотришь и снова закроешь. И на лампы не смотри. Постепенно привыкай.
— Ага, — согласился Гаор.
Тогда из того завала его достали ночью, и он помнит, как резал глаза свет слабого притемнённого фонарика. Так что всё правильно. Но откуда Ворон всё это знает? И почему все его слушают?
Гаор сделал всё, как ему сказали, и успел увидеть столпившихся вокруг, когда вдруг глаза сами по себе закрылись, и он опять рухнул в сон.
— Крепкий парень, — Ворон поправил ему одеяло и встал. — Всё, Старший, дальше он сам справится.
Старший порывисто обнял его.
— Спасибо, кабы не ты…
— Ладно тебе, — Ворон усмехнулся, — нашёл, чем считаться, — и пошёл к своей койке, став опять прежним, молчаливым и отстранённым.
Оставив Рыжего спать — седни он уж похоже буянить не будет — все разбрелись по койкам. В прошлую ночь многие не выспались и сегодня улеглись на боковую, не дожидаясь отбоя.
Посреди ночи Гаор проснулся, сразу, как от толчка, и несколько мгновений полежал, соображая, где он, что с ним и что его разбудило. Так, всё правильно, и теперь ему надо добраться до уборной и обратно, не упав и никого не потревожив. Сложно, но возможно. Ну… шаг за шагом, не спеша, за стояки сильно не цепляться, а то тряхну койку и разбужу, ну, сержант, вдох-выдох и вперёд…
Сумрак в спальне позволял видеть и не резал глаз. Пошатываясь, стараясь не хвататься за стояки, Гаор добрался до уборной. Здесь свет был ярче, но всё же терпимо, боли нет, крови в моче нет, значит, почки целы, не отбили, и не застудил, уже хорошо, а теперь так же назад. Чёрт, как не его тело, завтра же надо начать разрабатывать, два дня у него на восстановление, а там работать, а интересно, почему говорят то так, то этак, то работать, то работать, это не просто так… серьёзная эта штука "ящик" и впрямь больше суток выдержать тяжело. Кто только до такой пакости додумался, поговорить бы с этим умником, чтоб думал, прежде чем изобретать.
Добравшись до своей койки, почему-то она теперь нижняя, похоже, его с Полошей местами поменяли, интересно, зачем, но хорошо, что поменяли, на верхнюю ему сейчас не залезть, Гаор посидел, переводя дыхание и рассматривая ночной сумрак спальни, потом лёг и натянул на себя одеяло.
Старший, следивший за ним со своей койки, успокоено опустил голову на подушку. Всё — и очунелся, и оклемался, ну силён парень, ну крепок, нашенского рода, мы живучие, нам иначе нельзя. С этим и заснул.
Проснулся Гаор вместе со всеми, но ему сказали.
— Лежи, не путайся под ногами.
И он согласился с этим. Быстро ходить он ещё не может, а поесть он и потом поест, не забудут про него. Так что он переждал суматоху и суету, а когда в коридоре затопали надзиратели, лёг под одеяло и закрыл глаза. А то ещё… глазеешь, так пошёл в строй! Знает он эти штуки. Но пронесло. Если даже и заглянули в спальню, то его не тронули, и когда всё затихло и хлопнула дверь надзирательской, он откинул одеяло и сел.