Мир Гаора - Страница 159

159

— Без рода тяжело. Твоего рода матерей ишшо тогда со всеми поубивали, весь род вырезали, я ж говорю, только девчонок да совсем мальцов оставили, вот и имён нет, только поминаем их.

— Ты сказал, ты… — он запнулся, не решаясь произнести вслух.

Старший кивнул.

— Это ты правильно, что сторожишься. А раз побратались мы, мой род всегда тебя примет. Потом посёлки тебе назову, где от моего рода есть. А сейчас пошли. Вона, темно уже.

Он и не заметил, как стало совсем темно, и зажглись прожекторы.

— Стой, — дёрнул он за рукав привставшего Старшего, усаживая его рядом с собой. — Сейчас покажешься, пристрелят. Давай за мной и делай как я.

Пригибаясь, прячась в тени за ограждением, они сбежали вниз. Между входом на лестницу и световым кругом неширокая — на два шага полоса полутени. Оглядевшись и убедившись, что охранников поблизости нет, он сильным толчком выбросил Старшего в световой круг и, переждав, проскочил сам. Толпа уже собиралась у дверей на ужин, и они быстро замешались в общую массу. Их отсутствия будто и не заметил никто…

…Гаор вписал трейлер в поворот, немного уже осталось. Ещё один блокпост, а там по прямой до Аргата и полупериода не будет. Точно укладываются. Как раз доехать, выгрузиться и вечернее построение. А всё же он Гархема переигрывает. Хоть пять долей, да урвёт.

Больше он серую пелену к себе не подпускал, хотя, случалось, подкатывало к горлу, что вроде всё уже, но… ладно, обошлось и ладноть.

— Блокпост, парни.

— Ага.

— Слышим.

Снова привычные, отработанные до мелочей действия. Снова чужие недобрые руки шарят по телу. Гаор уже вполне спокойно и даже искренне не замечает их. Что бы с тобой ни делал враг, тебе это не в укор, и не в стыд. А эти в форме, с автоматами, с гладко выбритыми лицами — враги. Тебя убивают, а ты живёшь. Раз выжил, то и победил.

— Вали, волосатик! — и пинок прикладом.

"А пошёл ты…" — привычно отвечает Гаор про себя, забираясь в кабину и убирая выездные карточки и маршрутный лист на место. Дурни форменные, думают его этим пронять. А может и не думают, просто как иначе и не знают.

И снова дорога. Глаза следят за знаками, встречными и попутными машинами, руки, как сами по себе, делают всё необходимое, отрегулированный, выверенный мотор гудит ровно и успокаивающе. И можно думать о своём, вспоминать… Огонь знает, сколько всего за этот год случилось. А ведь и верно, второй год его рабства кончается. Сейчас октябрь, Плешака увезли в прошлом ноябре, а самого его продали в позапрошлом, да два года. Первый день и первый год самые трудные, а умирать первые три раза тяжело, и первый бой пережить надо, а потом выживешь… ты смотри, сколько придумано и сказано об одном и том же. Первое потому и помнится так, потому что первое. Было ведь и страшнее, и тяжелее, а свой первый бой он и сейчас по долям и мгновениям помнит, и бомбёжку первую, и — Гаор усмехнулся — и сортировку.

Справа холодная, отсвечивающая серым водная гладь Аргатского водохранилища.

— Парни, помните?

За спиной довольно хохотнули.

— Пусть они нас помнят!

— А здорово мы им вмазали, скажи, нет?

— Здорово!

— Ввалили тебе тогда, Рыжий.

— Ну, так сам виноват. Повёл вас в атаку, а охранения не выставил, — засмеялся Гаор.

Весеннее — да, в марте было дело — приключение он вспоминал с удовольствием. Несмотря на полученные в результате двадцать пять "горячих", подбитую скулу, рассечённую губу и порванный комбез, за что он ещё и дополнительно огрёб "по мягкому". Но драка была — что надо! И они в ней победили! Вмазали сволочам-блатягам как следует…

…Возникла угроза прорыва дамбы и городская власть запросила помощи у крупных рабовладельцев. Разумеется, им так не сказали, а просто явился сам Сторрам перед подъёмом, поднял его и ещё пятнадцать грузчиков из дворовых бригад. Одеться без комбезов, взять куртки, шапки и на выход! Это здорово напоминало боевую тревогу, но не торги. Уже легче. Они оделись и выскочили во двор.

— Становись!

Парни растерялись, и Сторрам нетерпеливо и совсем по-строевому рявкнул:

— Рыжий! Построй обалдуев в две шеренги!

Несколькими пинками он распихал парней и встал на правом фланге, догадавшись, что предстоит какая-то работа и его делают старшим. Сторрам оглядел их неровный — по росту он расставить парней не успел, а выправки у парней никакой — строй, заметно поморщился и выдал абсолютно неожиданное распоряжение.

— Едете работать на дамбу. Рыжий, ты за старшего. Отвечаешь не задницей, а головой. Машина тоже на тебе.

А делать-то что они на дамбе будут? Но тут же сообразил, что, скорее всего, земляные работы. А чего ж без комбезов? И возвращение когда? Но тут же всё разъяснилось. Надзиратели тут же выдали всем выездные комбезы и… по два пакета армейского сухого пайка. Значит, возвращение вечером. А уже ему пачку выездных карточек и маршрутный лист до дамбы и обратно. Время обратного пути указано не было.

— Пошёл! — гаркнул на них Сторрам.

И он бегом повел всю бригаду к гаражу, еле успев выдохнуть.

— Да, хозяин.

Пока он разогревал и выводил из гаража грузовик с поперечными скамейками — в таких его ещё в училище возили, а уж на фронте… несчитано, но откуда у Сторрама столько армейского добра и на все случаи жизни? Интересно, а оружие тоже где-то лежит? На каком-нибудь складе? — парни успели съесть свой паёк. А ему предстояло жевать в дороге, что не слишком удобно, но вполне возможно. Надзиратель из ночной смены не вмешивался, стоял поодаль, поигрывая дубинкой, и он сам рассадил парней по своему разумению, кратко, но предельно понятно объяснив, за что держаться, чтоб не вылететь на повороте, и стал закрывать задний борт.

159