— Дурак, — с удовольствием сказал хозяин, — за что я только такие деньжищи за тебя отвалил? Неправильно.
"Что неправильно?" — мысленно спросил он, угрюмо ожидая наказания за непонятную и потому особо обидную ошибку.
— Дурак, — ещё раз повторил хозяин. — Какого хрена ты отсюда в пятый посёлок попрёшься? Там сколько выгрузим? А оттуда по лесу ехать, там только-только стаяло, завязнем, сам на себе будешь вытаскивать. А между одиннадцатым и двадцатым по свету не уложимся. Хочешь в поле ночевать? Делай заново.
И, несмотря на тесноту в кабине, очень ловко влепил ему оплеуху, пояснив.
— Чтоб в голове просветлело, а не поможет, прямо на дороге выпорю.
Что такие обещания выполняются неукоснительно, он уже знал, и потому взялся за работу заново. Второй вариант хозяина устроил.
— Сойдёт. Валяй, чтоб до темноты в первые три успеть.
И вот подъезжая ко второму поселку, он с холма увидел, что по другой дороге в прижавшийся к реке посёлок въезжает серая с зелёной полосой по борту машина.
— Вот чёрт, — пробормотал хозяин, — а ведь застрянем.
Когда они въехали в посёлок, "серый коршун" стоял у дома управляющего и из него выгружали пятерых парней и мужчин, снимали с них наручники и пинками выстраивали перед крыльцом, на котором управляющий принимал у сержанта с зелёными петлицами список и карты на привезённых. Хозяин велел ему остановиться в трёх шагах от "коршуна" и вышел, бросив через плечо.
— Сиди и не высовывайся.
Он послушно остался в кабине, наблюдая за происходящим, ещё не зная, но смутно догадываясь о сути происходящего. Хозяин подошёл к управляющему, и тот, явно обрадовавшись, быстренько распрощался с сержантом. "Серый коршун" укатил, и тогда из-за заборов и деревьев показались поселковые, в основном женщины и детвора.
— Староста! — гаркнул управляющий.
Из толпы вышел высокий мужчина, одетый чуть чище и лучше других.
— Да, господин управляющий, — поклонился он возвышавшемуся над ним управляющему, коснувшись вытянутой рукой земли.
— Давай разводи новокупок.
Староста поклонился ещё раз и повернулся к пятерым.
— Как прозываешься? — ткнул он в грудь стоявшего в центре и выделявшегося ростом светловолосого мужчину с неровно обкромсанными волосами и бородой.
— Беляк я, — ответил тот, глядя не на старосту, а на управляющего.
— Ну, так к Чернаве его, — хохотнул управляющий.
— Чернава, — не повышая голоса позвал староста.
Из толпы вышла молодая женщина с тёмно-русыми волосами, заплетенными в косу, уложенную узлом на затылке.
— К тебе, — староста за плечо выдернул Беляка из строя и подтолкнул к Чернаве. — Благодари.
— Спасибо, господин управляющий, — поклонилась Чернава.
— Ступайте, плодитесь, — махнул им рукой управляющий.
Поклонился и Беляк, они ушли, и наступила очередь следующего. Хозяин, стоя на крыльце рядом с управляющим, курил, разглядывая происходящее с равнодушным интересом, а он как оцепенел, видя оживший рассказ Турмана, как того мальцом ещё, только-только по-взрослому ошейник заклепали, привезли в чужо село и поселили как мужа с женой вместе с молодой, всего-то на год старше него женщиной в опустевшей избе, посадили на тягло. О дальнейшем: как они жили, что с ней стало, и как оказался на торгах, — Турман говорить не стал, заплакал. А теперь он сам видит…
…Гаор с удовлетворением отметил, что не только промоину загатили, но и всю дорогу подновили, и прибавил скорость, выезжая из пёстрого по-осеннему леса на картофельное поле. На поле копали картошку. Управляющего он не увидел и погудел.
— Рыжий! — ответил ему многоголосый крик, — Рыжий приехал!
Работу, понятное дело, никто бросить не посмел, но работавшие выпрямлялись, махали ему руками, несколько мальчишек-подростков наперегонки побежали к его машине, и он чуть притормозил, дав им вскочить на подножки и так проехаться вдоль поля. У перелеска они соскочили и побежали обратно с криком.
— Спасибо, дяинька.
Дядя, дяденька, дяинька… — так его часто называли в посёлках, и он уже знал, что как ему любая женщина — мать, или сестра, или девка, если молодая, а ему охота покрутить с ней, а мужчина — брат, так и детворе он дядя. Что он родня им всем, не по крови или утробе — у обращённого такой родни в посёлке нет, а по судьбе, что не слабее, а где и посильнее кровного родства.
Ягоды уже сошли, и перелесок был пуст. А по выгону ещё бродило поселковое стадо, и пастух, звонко щёлкая кнутом, согнал коров с дороги, освободив ему проезд.
У первых же домов его встретила толпа ребятишек, и он сбросил скорость до минимума.
— Рыжий, Рыжий приехал!
Под их восторженный крик и визг Гаор медленно подъехал к дому управляющего, заглушил мотор и вышел из машины, потянулся, расправляя мышцы.
— Ага, приехал, — вышел на крыльцо управляющий.
Мгновенно замолчавшие дети воробьями брызнули во все стороны и исчезли. Умению поселковой малышни исчезать мог позавидовать любой фронтовой разведчик. Гаор усмехнулся этой мысли, склоняя перед управляющим голову с той же бездумностью, с какой когда-то козырял офицерам.
Управляющий сошёл с крыльца и, достав ключи, открыл двери сарая для выдач.
— Выгружай.
— Да, господин, — ответил Гаор, отдавая нужную накладную.
Выгружал он всегда сам. Не потому что не доверял поселковым, а потому что у него всё лежало в определённом, понятном только ему и приспособленном под маршрут порядке. Трое парней под присмотром старосты — все как из-под земли появились — принимали ящики и мешки и заносили их в сарай, размещая там уже в своём порядке. Здешним сараем ведал староста, и потому Гаор называл ему содержимое каждой единицы груза, а уж что куда, тот сам парням укажет. Управляющий стоял рядом, не вмешиваясь и отмечая наличие заказанного в накладной.