Мир Гаора - Страница 222

222

Выгрузив всё положенное по одной накладной, Гаор достал и подал управляющему другую накладную, заметно короче, на личный заказ управляющего.

— Ага, давай, парень, — оживился управляющий, а из дома, тоже будто стояли там наготове, вышли жена управляющего и две сенные девки, как называли в посёлках рабынь, прислуживавших управляющему. Сенная, рожай не рожай — всё девка. Гаор выгрузил большую коробку с конфетами, пакеты с хорошим бельём и тёмный пластиковый пакет-футляр с платьем на вешалке. Жена управляющего ахнула.

— Оно?! Спасибо, милый, — быстро поцеловала управляющего в щёку и скрылась в доме вслед за сенными девками, быстро подхватившими привезённое.

Управляющий самодовольно усмехнулся и протянул Гаору обе накладные.

— Держи, парень, через месяц заедешь за заказом.

— Да, господин.

— А сейчас на кухню ступай. Эй, там, — крикнул он в пространство, — накормите его.

— Сделаем, хозяин, — откликнулся из-за дома звучный голос Горны.

Гаор убрал накладные в сумку, закрыл дверцы фургона и пошёл вокруг дома на заднюю половину.

Горна — Гаор так до сих пор и не понял, это искажённое дуггурское имя или всё-таки нашенское — была не господской, как все в посёлке, а хозяйской, то есть принадлежала лично управляющему и вела его хозяйство. В один из прошлых приездов Гаор назвал ее матерью и тут же схлопотал подзатыльник.

— Ишь, сынок нашёлся! Я тебе что, поселковая?

Ну, не хочет, как хочет. Ему это без разницы. Главное, что кормила его Горна всегда обильно и вкусно, разрешала покурить на кухне и побалагурить с сенными девками, забегавшими поболтать с заезжим гостем.

На кухне Гаор сразу подошёл к рукомойнику, но в отличие от его прошлых приездов, полотенце ему держала маленькая, лет шести девочка, черноволосая и черноглазая, но с голубым клеймом-кружком на лбу и в детском ошейнике, свободно лежавшем вокруг нежной шейки в вырезе полотняной рубашки. Клеймо поставили недавно: кожа на лбу ещё была воспалённой.

— Моя это, — гордо сказала Горна, увидев, как он, вытирая руки, рассматривает девочку, — родная моя. Вот, не отдал хозяин в "галчата", мне оставил. Обещал не продавать, пока в сок не войдёт.

Девочка очень походила на управляющего, и Гаор молча кивнул, воздержавшись от любых высказываний.

На столе его уже ждала глубокая тарелка горячего "господского" супа, а на отдельной тарелке несколько ломтиков селёдки. "Эх, к этой бы селёдке да водки", — мысленно вздохнул Гаор, накладывая селёдку на ломоть чёрного хлеба. Но водки нет, не будет, и быть не может. Так что о ней ни говорить, ни думать не стоит. После супа он получил тоже глубокую тарелку мясного. Жаркое с картошкой. И напоследок большой стакан яблочного компота. Кормила Горна его "по-господски", хозяйской едой и на хорошей посуде. Чем вызвано такое благоволение, Гаор не знал, но не спрашивал. После еды он достал сигареты и закурил. Девочка всё время, пока он ел, молча следила за ним круглыми и блестящими, и впрямь как у галчонка, глазами. Но если она родная Горне, почему ж он её раньше не видел. И Гаор рискнул сказать это вслух.

— Чего ж я её раньше не видел?

— А мала была, — охотно ответила Горна. — Вот хозяин, чтоб она мне работать не мешала, и велел её в посёлке у матки держать. Так-то я к ней каждый день ходила, отпускал хозяин, а теперь со мной будет. Велено к домашнему хозяйству приучать.

Гаор кивнул. Он уже знал, что родная мать — это мамка, а приёмная, кому отдали, привезя из отстойника, отобрав у родной, — матка. Объяснила ему это Красава в первую же неделю его жизни, рассказав, как привёз хозяин семилетнего Лутошку и отдал ей, чтоб не так по своему родному убивалась, того-то как увезли клеймить, так и не вернули, и кто теперь знает, где кровиночка её, а хозяин по доброте своей и привёз Лутошку. Потому она матка Лутошке, а мамку свою Лутошка тож не увидит теперь, хозяин-то обещал не продавать Лутошку, понятливым паренёк оказался.

— Не заночуешь седни? — спросила его прибежавшая на кухню, будто по делу, сенная Летовка.

— Соскучилась? — усмехнулся Гаор и серьёзно ответил, — сегодня никак. Докурю и поеду.

— А хоть и соскучилась, — Летовка крутанулась рядом с ним, задев раздувшейся юбкой. — Когда опять-то будешь?

— Через месяц заеду заказ получить.

— Ты под вечер-то хоть приезжай, тады и заночуешь.

Гаор кивнул и честно ответил.

— Как получится.

Он с сожалением оглядел оставшийся окурок, растёр его в поставленном перед ним Горной глиняном черепке и встал.

— Спасибо за хлеб-соль да за ласку, — поклонился он Горне.

Горна и Летовка ответили на его благодарность так же традиционным поклоном, и Гаор пошёл к машине.

Управляющего не было, и машину окружало плотное кольцо ребятишек.

— Меня, меня, — наперебой закричали они, увидев Гаора, — Дяденька, меня прокати, её в тот раз катал, мой черёд!

Гаор рассмеялся и открыл дверцу. Запихав на переднее сиденье пятерых подвернувшихся под руку, он сел за руль и медленно стронул машину. Медленно, что позволяло остальным бежать ну почти вровень, он провёз малышей по главной и единственной улице посёлка и высадил у выгона. Выкрикивая на бегу благодарность, они побежали обратно, а он проехал через выгон под внимательными взглядами коров — особенно вдумчиво смотрел на него бык — и прибавил скорость.

"Вот чертова скотина", — подумал он о коровах, выруливая на шоссе. С коровами у него отношения не сложились. Ещё в первую неделю жизни у нового хозяина, где-то на третий или четвёртый день его послали доить коров. Какая-то там нестыковка вышла, ну и… Он уже знал, что здесь все работают всё, а что приказы надо выполнять и через "не могу", и через "не умею", он ещё в училище усвоил. И потому пошёл в коровник, правда, честно предупредив Старшую Мать, что в жизни этим не занимался.

222