А пока Кервин свёл, по возможности незаметно, свои контакты в Союзе Журналистов к минимуму, чтобы как можно меньше людей видели в его обществе, навёл в редакции жёсткий порядок, проследив, чтобы черновики самых острых статей уничтожили, и предупредил всех, кого смог. Ему самому, похоже, уже не выкрутиться, но если газета уцелеет, её возглавит Арпан, он справится. Со всем финансовыми и прочими документами Арпан ознакомлен, так что…
Слежка не была назойливой или обременительной, за ним так сказать присматривали, не больше, не угрожали, не пугали. А может, он вообще зря порет горячку, и вся эта слежка — лишь плод его воображения? Но не разумом, а каким-то глубинным звериным чувством Кервин ощущал, как сжимается вокруг него кольцо, и торопился вытолкнуть из этого кольца как можно больше людей, чтобы затягивающаяся петля не захлестнула и их.
Дома порядок и уют, созданный не дорогими вещами, а устоявшимися привычками и отношениями. Семейный ужин, рассказы детей, хотя Линку уже шестнадцать, вполне взрослый, а младшим восемь, нет, конечно, Линк уже многое понимает и сможет взять на себя заботу о семье. Неужели пришло время для задуманного ещё тогда? Как же не хочется, Великий Огонь, как это не вовремя, но ты сам когда-то выбирал, значит, не сворачивай, не позорь свой род, своих предков, что предпочитали опалу и разорение бесчестию.
Когда Лоунгайр и Ламина ушли спать, Кервин кивком попросил Линка остаться. Мийра убрала со стола и ушла, отрицательно покачав головой в ответ на приглашающий жест Кервина.
— Что-то случилось, отец? — сразу спросил Линк.
— Ещё нет, — улыбнулся Кервин, — но вот-вот случится. И вся ответственность за семью ляжет на тебя. Понимаешь?
Линк озадаченно посмотрел на него.
— Ты думаешь…? Я думал, это так, совпадения…
— Значит, ты тоже заметил, — грустно кивнул Кервин. — Тогда ты сам всё знаешь. Этот вариант мы ещё когда обсудили. Ты все помнишь? Что и как надо сделать?
— Да, — кивнул Линк. — Ты не беспокойся, отец, я всё сделаю. И… и прости меня за то, ну, помнишь? Когда я подумал, что ты, как та сволочь…
— Линк, — Кервин даже сморщился на мгновение как от боли, — мы всё давно разобрали и обсудили. Несовершенство законов не повод к несовершенству отношений.
— Да, я знаю, — кивнул Линк, — и… и что сейчас?
— Сейчас иди спать. Я не знаю, сколько мне осталось, месяцы, дни или периоды, а может, и доли. Ты должен быть готов. Надежда только на тебя. Мама, конечно, всё знает и тоже готова, но она женщина, а ты, хоть и несовершеннолетний, но мужчина. Таковы уж наши законы, — Кервин горько улыбнулся, — и традиции. Иди, Линк. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, отец, — встал из-за стола Линк.
За последний два года он сильно вытянулся, но не раздался, оставаясь тонким, одновременно гибким и угловатым, и всё больше напоминал Кервину смутно сохранившийся в памяти силуэт его матери, бабушки Линка, порывистой импульсивной женщины, которую он так и не увидел старой. Она вдруг исчезла, умерев, как ему сказали, родив мёртвого мальчика, а вскоре умер и отец. Но так было у многих, полные многоколенные семьи у чистокровных дуггуров большая редкость. Болезни, смерти родами… Да, недаром так много последнее время говорят об угрозе вырождения, вернее, об этом вдруг разрешили говорить, а знают об этом очень давно. Знали и молчали. Как о многом. О том же рабстве. Но здесь, спасибо Гаору, кажется, стена пробита…
Кервин ещё о чём-то думал, зачем-то правил свою очередную статью, говорил с Мийрой о всяких житейских мелочах, а заодно, как кстати, что они так и не оформили отношений, и Мийра осталась только матерью его дочки-бастарда и экономкой, ведущей его хозяйство. Это поможет ей уцелеть, потому что, опять же в силу традиций и законов, отвечают члены семьи, но не наёмная прислуга.
Обычное утро обычного дня. Собрать Лоунгайра и Ламину в школу, позавтракать, из окна уже видна дежурящая последний месяц у их дома машина. Всё как обычно.
— Линк, ты сегодня поздно?
— Да, маленький междусобойчик.
— С девушками? — лукаво улыбается Ламина.
— Не твое дело, — легонько дергает её за косичку Линк. — Ты краски положила?
— Да ну тебя, я ещё с вечера собрала, это Лоун растеряша, опять костюм забыл.
Отыскать спортивный костюм Лоунгайра и засунуть в его сумку.
— Всё, мы пошли.
— Да, счастливо.
— Удачи, отец.
— Учитесь как следует.
Втроём они скатываются по лестнице, выбегают под пасмурное, затянутое не тучами, а сплошной серой пеленой небо. Сейчас он отведёт Ламину в её школу для девочек, оттуда Лоунгайра в его гимназию с неизменным "мужским" разговором по дороге, и уже оттуда бегом, чтобы успеть на первую лекцию, в свой "политех"… Что заставило Линка уже почти у поворота оглянуться? Ведь он никогда не оглядывался. А оглянувшись, действовать с неожиданной для него самого быстротой и ловкостью.
Затолкав Ламину и Лоунгайра в удачно оказавшийся рядом подъезд, он влетел за ними туда, захлопнул дверь и через пыльное давно не мытое верхнее стекло смотрел, как у их дома, в двух шагах от подъезда, останавливается квадратная, похожая на кубик на колёсах, машина, открывается дверца, перегораживая путь вышедшему из подъезда отцу, из машины выходит мужчина в сером костюме, что-то говорит отцу, и… и отец садится в эту машину, которая, срываясь с места, стремительно уезжает, и почти одновременно в другую сторону уезжает та, дежурившая у их дома. Всё…
Линк сглотнул вставший у горла колючий комок и посмотрел на испуганно глядящих на него малышей.