Мир Гаора - Страница 352

352

— Так, Рыжий, — сказал совсем трезвым голосом Фрегор. — Завтра отсыпайся, а после обеда… нет, чёрт, удрать не удастся. Ладно, там видно будет.

— Да, хозяин, — ответил Гаор. — До обеда отсыпаться, а там видно будет.

Фрегор кивнул, но с места не стронулся. Гаор беззвучно выругался, ожидая неизбежного изменения приказа и чувствуя, что время уходит. Рассвет уже скоро, а ему еще…

— Ладно, Рыжий, всё! — Фрегор наконец-то вылез из машины и взбежал по ступеням к приветливо распахнувшимся перед ним дверям.

Не дожидаясь, пока он скроется, Гаор развернул лимузин на выезд. Неужели он успеет?!

Успел!

В спешке Гаор даже не обратил внимания на необычную тишину в спальне. Он стремительно, превышая тревожный норматив, переоделся и побежал на гимнастическую площадку.

Небо уже синеет мягкой предутренней синевой, круглая ослепительно белая луна стоит почти над головой, пахнет влажной землёй и зеленью. И Гаор с ходу, даже не подумав, что не успел разогреться и рискует порвать мышцу, сбросил на скамейку куртку и футболку, упал на мокрую, покрытую обильной росой землю и стал отжиматься.

— Мать-Земля, ты прости меня, — шептал он, — запретили мне чтить тебя. Услышь меня, Мать-Земля. Мать-Вода, Мать-Луна, матери набольшие, помогите мне, Солнце-Золотой Князь, Ветер-Сила Летучая, помогите мне. Как я вас помню, так и вы вспомните обо мне. Мать-Вода, пронеси меня, Мать-Земля, поддержи меня, Мать-Луна, защити меня.

И всякий раз, опускаясь на землю, он касался её губами, как целовал, прося прощения за себя и за всех остальных. За спящих сейчас в подземных казармах, за "галчат" с выжженной памятью, за всех замученных и сожжённых, что не по-людски — пеплом — вернулись к тебе. Он повторял запомнившиеся у Сторрама и в Дамхаре песни-молитвы и тут же создавал свои, перемешивая дуггурские и склавинские слова, хрипел и задыхался, пока, обессилев, не упал ничком на землю, распластался на ней, прижавшись лицом и всем телом.

— Рыжий, — вдруг позвал его тихий и в то же время звонкий шёпоток.

Гаор медленно поднял голову и увидел сидевшую перед ним на корточках растрёпанную Снежку в одной маечке.

— Снежка? — удивился он. — Ты чего не спишь?

— А никто не спит, — Снежка хихикнула и зашептала совсем тихо: — Наши пошли Мать-Землю молить-заклинать, а голозадые их заловить хотят, — она снова хихикнула.

— Понятно, — Гаор встал на четвереньки и сел, помотал головой, словно просыпаясь.

Таак, плохо он, значит, думал об остальных… сокамерниках. А голозадые…

— Мажордом где? — тихо спросил он Снежку.

— А бегает, ищет, — хихикнула Снежка. — А ты к нашим пойдёшь?

Гаор вздохнул и мотнул головой.

— Нет, Снежка, понимаешь, навести могу, я же не знаю, где они.

— Я проведу, — предложила Снежка.

— Рано тебе ещё туда, — спокойно ответил Гаор, прислушался и зашептал: — Мы хитрее сделаем. Я тренироваться буду, зашумлю, чтоб он на меня прибежал. А ты тогда кустами туда и предупредишь остальных. Ну, чтоб он их на входе в спальню не заловил. Поняла?

Снежка кивнула, но всё-таки спросила:

— А ты-то сам заклинание пропустишь, это как?

Гаор улыбнулся и потрепал её по голове.

— Ничего, Снежка, договорюсь я с Матерями, простят они меня.

Он легко вскочил на ноги и подбежал к перекладине.

— И-и-эхх! — громко выкрикнул он, подпрыгивая и с лёта выходя на большой круг.

Снежка восторженно ойкнула.

С училища Гаор помнил, что высший шик в тишине, чтоб даже дыхания слышно не было, но сейчас сопел, кряхтел, охал и даже что-то выкрикивал на выдохах, рассчитывая, что Мажордом на такое безобразие и "нецивилизованность" точно прибежит.

И своего он добился.

— Этто что такое?! — совсем по-начальственному рыкнул Мажордом.

Гаор как раз был в стойке на брусьях. Он, мягко качнувшись, перешёл в упор на руки и сел боком. Перевёл дыхание и сверху вниз насмешливо посмотрел на Мажордома.

— Ты что, — удивлённо спросил Гаор, — совсем тёмный? Гимнастики никогда не видел?

Насмешка и косвенный упрек в "нецивилизованности" сделали своё дело. Мажордом если и собирался, убедившись, что это не запретное "моление дикарское", а вполне законная тренировка по хозяйскому приказу, отправиться на дальнейшие поиски, то, услышав от полуголого лохмача такое, вспылил и начал ругаться. Гаор, по-прежнему сидя на брусьях, отругивался в полный голос, вполне сознательно дразня и заводя Мажордома. Состязаться в язвительных насмешках Мажордом не умел, давно привыкнув сразу переходить к побоям.

— Ты, хам, дикарь! — бушевал Мажордом.

Гаор, кивая, выслушал очередную тираду и начал ответную:

— Я говорил тебе, что ты…

Лихие армейские и фронтовые обороты заставляли Мажордома краснеть и переходить на характерный для всех Ардинайлов визг.

Со своего насеста Гаор видел, как шевелятся кусты, и сообразил, что Снежка поручение выполнила и теперь в кустах, похоже, собираются слушатели. Ну что ж, пусть получат удовольствие.

— Ну, чего ты заходишься? — участливо спросил он Мажордома. — Ну, не знаешь, ну, тёмный, необразованный, так ты ж всю жизнь здесь безвылазно, вот поездил бы по торгам да отстойникам, знаешь, как бы образовался.

В кустах зафыркали, и Мажордом судорожно оглянулся.

— Ну вот, — укоризненно сказал Гаор, — разбудил всех. Одно беспокойство и беспорядок от тебя, а ещё Мажордомом называешься. Ты хоть знаешь, что это слово означает? — и укоризненно покачал головой, так как потерявший голос Мажордом просипел что-то непонятное. — Ну, вот видишь. Есть такая птица, попугай, всякие слова говорит, а ни хрена не понимает. А ты всё-таки… человеком родился.

352