Мир Гаора - Страница 38

— Да. Я помню по истории. "Люди" и "дикари", потом… "аборигены", "або", так?

— Так, — кивнул Седой, — но привыкай, тебе теперь здесь "мы". Кровь перемешалась, а память нет. Понял?

— За "або" врежут?

— На кого нарвёшься. Всё, — легко встал Седой, — еду везут. Потом договорим.

Ужин, поверка, одеяла. Спина и ягодица зудели всё сильнее, И Гаор никак не мог улечься поудобнее. Но и не поворочаешься шибко, остальным-то…

— Задницей кверху ляг, — пробурчал Зима, когда он в очередной раз задел его. — Не пороли что ль, не знаешь?

А ведь не пороли! — только сейчас сообразил Гаор, вытягиваясь на животе. Обещания выдрать, шкуру с задницы спустить он ещё в посёлке не раз слышал, не от матери, конечно, от других. Но это всей малышне так грозили, подвернувшихся под горячую руку могли вытянуть ремнём или прутом по спине или пониже, но всерьёз… нет, он не помнит. Сержант тоже ему это обещал, особенно поначалу. Но обходился подзатыльниками и пинками. И в училище… сержанты-воспитатели, особенно строевики были скоры на руку, но порок не было. И в армии офицеры рукоприкладствовали вовсю, не на фронте, правда, там такие быстро погибали от "шальных" прилетевших сзади пуль. Даже на гауптвахте били, но не пороли. Порка — позорное наказание. А здесь… неужели и его пороть будут?! И сам себе ответил: а куда ты денешься? Раб в хозяйской власти. Накажет, как хочет.

Рука Седого осторожно тронула его за плечо. Гаор повернул голову. Седой лежал на боку лицом к нему, и когда он повернулся, приподнял своё одеяло.

— Ныряй сюда, пошепчемся.

Гаор удивлённо лег вплотную к Седому, так что они оказались под одним одеялом.

— Ты журналист, — шептал Седой, — не дай себя сломать. Слушай, смотри, запоминай и пиши.

— Как? — вырвалось у Гаора.

— Про себя, в памяти. Представь лист бумаги и как ты пишешь. А потом, как кладёшь написанное… Ты где рукописи держал? В столе, портфеле?

— В папках, — ответил Гаор. — Картонные такие, с завязками.

— Вот, туда и откладывай. Доставай, перечитывай, правь и снова прячь. Что в памяти спрятал, ни один обыск не отберёт.

— Понял, но… зачем?

— Никто будущего не знает. Вдруг… а у тебя уже готово всё.

— Но…

— И ещё. Напиши о них. Кроме тебя, этого никто не сможет. Ты подумай, как через всё, они хранят свой язык, веру, обычаи. Как остаются людьми. Я не верю, что рабство вечно, и ты не верь.

— Решение необратимо.

— Да. Значит, освободишься вместе со всеми. Когда все, тогда и ты. А сейчас… делай что можешь, не подличай, не предавай их, их доверия. Помоги, кому сможешь, поддержи слабого, а главное… Ты журналист, считай себя на задании.

— Или в разведке?

— Если так тебе легче, да. Но только реши, кто твой враг.

— Я уже решил.

— Ну вот. Ты увидишь всю систему изнутри. Расскажи о ней. Пусть знают.

— Это кого остановит?

— Делай что должно и пусть будет что будет. Слышал?

— Да. Я сделаю.

— И ещё. Выживи. Не за счёт других, но выживи. Добровольная смерть — это помощь врагу.

— Я понял.

— Тогда откатывайся и спи.

Седой легонько оттолкнул его.

Гаор отодвинулся, насколько позволяла теснота на нарах, снова лёг на живот. И не удержался. Не так проверяя догадку, как из чистого озорства шепнул.

— Гратис.

И получил неожиданно сильный удар по затылку, от которого больно ударился о нары лицом.

— Ещё раз услышу, что у тебя язык болтается, убью, — жёстко сказал Седой. — А не я, так другие.

Гаор улыбнулся, чувствуя, как опухают от удара губы.

Надо же, крепкая рука у Седого. И значит, правда, что тогда удалось случайно услышать, есть оно, с непонятным названием, за чем Политуправление охотится. Ну… ну, противник серьёзный, с таким драться с умом надо. Что ж подерёмся. А насчёт памяти, интересно. Стоит попробовать. Белый лист. Заголовок в центре. На чём растут сады? Нет, зачеркнём "растут", лучше "цветут". Получилось: "На чём цветут сады?" Заголовок подчеркнём. Первое. Что за фирма продаёт пакеты? Второе. Как она связана с Рабским ведомством? Третье… дописать и мысленно уложить листок в папку он не успел, заснув на полуслове.

И разоспался так, что не услышал сигнала побудки, и проснулся оттого, что Чеграш вытряхнул его из одеяла прямо на пол.

— Ну и здоров ты спать, Рыжий!

— Ага-а, — согласился он, зевая.

— Давай, глаза промой, поверка уже.

Гаор еле успел плеснуть себе в лицо пригоршню воды и встать в строй. Поверка прошла благополучно. Интересно, а на хрена дважды в день обыскивают камеру и их, кто и чего может пронести и где это спрятать на голых нарах? На гауптвахте таких строгостей не было. Но тут же вспомнил про проволоку, которой Слон делил заработок Седого. Где-то же Слон её прячет. Так что… и с Седым надо бы всё-таки выяснить.

Седой держал себя так, будто ничего не было, и остальные никак не показали, что слышали или заметили что-то ночью. И Гаору ничего не оставалось, как принять эти правила.

Как всегда, между поверкой и утренним пайком вывезли умерших за ночь.

— Чегой-то много седни.

— А тебе не по хрену?

— Блатяги шебуршатся, а нам паёк задерживают!

— Ага, то-то ты с голодухи падаешь.

На отжимания Гаора у стены никто уже внимания не обращал. Ну, причуды у парня, другим же не во вред, так и пускай.

Раздали паёк.

По коридору мимо их камеры провели туда и обратно нескольких из соседних камер. Кого-то к врачу, а может, и на торги, кого-то только привезли…

— Здесь цены выше, — объяснил Гаору Седой. — Вот и стараются продавать через Центральный.