Мир Гаора - Страница 42


К оглавлению

42

Уже присев перед прыжком, Гаор, не столько обиженный, как удивлённый и тоном, и неожиданно грубыми словами Седого, выпрямился и недоумённо оглянулся. Седой полулёжа смотрел на него холодно блестящими глазами.

— На фронте ты тоже сначала руками лез, а потом смотрел во что? — спросил тем же насмешливо холодным тоном Седой.

Гаор повернулся к решётке и внимательно, но уже по-другому оглядел её. И только тут заметил, что по верхней перекладине извивается тонкая проволока под цвет решётки. Провод без изоляции? Так… так вот почему у решётки стоят, но никогда за неё не берутся, и когда дверь открывают, то входят и выходят, не касаясь косяка, переступая через металлический порог — нижнюю поперечину, и тогда ночью голубая вспышка и треск разряда… Гаор почувствовал, как у него жарко загорелись от стыда щёки.

— Иди сюда и сядь, пока не вляпался, — чуть мягче сказал Седой.

Гаор молча выполнил приказание. В очередной раз Седой спас его если не от смерти, то от очень большой боли, и ещё больших неприятностей. Попытка побега — надзиратели бы отвели душу.

Седой молчал, и от его молчания стало совсем тошно.

Камера занималась своими делами, словно не заметив инцидента, но Гаор уже понимал, что здесь все на виду у всех.

— А вздуть бы тебя стоило, — сказал наконец Чалый. — За решётку надзиратели всех метелят, не глядя.

Гаор угрюмо кивнул. За это — чистая подстава — били везде и всегда. И нечего ссылаться на незнание: всё ведь на глазах у него. Может, и впрямь лучше, чтоб Чалый, да и остальные врезали ему, и на этом бы всё кончилось.

— Ладно, — сказал Чеграш, — чего с него, новик всё же.

— Не малец, — сказал Седой, — должен думать.

— Так чо? — спросил Чалый, — дать раза?

— Дать, — жёстко сказал Седой, — чтоб помнил.

Твёрдая ладонь Чалого ударила Гаора по шее. Гаор качнулся вперёд, едва не упав с нар, и облегчённо перевёл дыхание. Раза он получил, и дело можно считать законченным. Он поднял голову и улыбнулся.

— А что, ток постоянно подведён?

— Пульт у охраны, — спокойно, будто ничего не было, ответил Седой, — но отключают только дверь и то не полностью. Надзиратели в перчатках, заметил?

— Дда, но… они же кожаные.

— С изоляционной пропиткой.

— Я раз видел, — заговорил Зима. — Уж не знаю, зачем он взялся, а они только прибавили. Он и орал, и корчился, а отцепиться не мог. Мы уж кричать им стали, чтоб кончали парня.

— А они? — спросил Чалый.

Зима вздохнул.

— Прибавляли, пока тот головешкой не стал. Вонь была… не продыхнуть в камерах. А его уборщики потом палками от решётки отксрёбывали. — Зима поёжился. — Жуткое дело — ток этот. Я вон хоть и знаю теперь, и работаю с ним, а всё равно боюсь.

— Раз боишься, то не попадёшься, — засмеялся Седой. — Рыжий, боишься мин?

— Боюсь, — серьёзно кивнул Гаор. — Знаю, и сам ставил, и чужие снимал, а боюсь.

— То-то, — закончил тему Седой.

Зима с Гирей стали играть в чёт-нечёт, мальцы шушукались у решётки, изредка хитро оглядываясь по сторонам — на покупку сговариваются, понял Гаор — наверху опять трепали про баб и жратву, где какой паёк дают. Ладно, Седой вроде отошёл, рискнуть что ли? Он искоса посмотрел на Седого. Тот засмеялся.

— Продолжение интервью?

— Хотелось бы.

Гаор забрался на нары с ногами и сел как утром напротив Седого.

— На этот раз что?

— Остальные имена.

— Их никого уже нет. Я последний из той команды. Давно последний.

— Тем более. Больше спросить мне будет не у кого, а до библиотеки не добраться.

— Ты всегда такой настырный?

— Когда надо.

— Эк забрало тебя, — покачал головой Седой. — Ладно, запоминай.

Запоминай, а не записывай. Играть незачем. Седой чётко и раздельно называл фамилии, давая ему время шёпотом проговорить про себя каждую из услышанных. Гаора удивило обилие — чуть ли не половина имён — женщин, и когда Седой закончил, он спросил:

— А это кто? Подруги?

— Нет, мы работали все вместе. Или, — глаза Седого насмешливо блеснули, — тоже думаешь, что женщине только рожать надо?

Гаор неуверенно пожал плечами.

— Да нет, не знаю. В редакции тоже женщины работали, но…

Седой кивнул.

— Это, конечно, отдельный разговор. Кстати, учти, здесь мать выше отца. И к старшей женщине лучше так и обращаться: мать. Понял?

Гаор кивнул и уточнил догадку.

— И сестра, так?

— К ровеснице, да. А так…

— Не рожала — девка, — вмешался, свесившись с верхних нар, Чеграш. — А как родила, то баба. С девкой как хочешь крути, а с бабой с оглядкой, это уж как она тебе позволит. У нас так было.

— А это везде так, — поддержал Чалый, — а к матери со всем уважением.

Гаор кивнул. Что ж, запомним и это. Конечно, это странно, непривычно, но Седой ему сказал, что теперь ему здесь "мы", и Устав надо блюсти, согласен — не согласен. В училище, да нет, ещё в посёлке, он узнал и запомнил, что дело женщины сберечь мужское семя и родить, а семя — мужская сила и только даётся женщине на сохранение и выращивание. А в училище заучивал на уроках закона божьего древние заветы об этом же. Потому девочки не наследуют ни имени, ни родового достояния, им даже приданое только из нажитого полагается. Последняя жена отца держалась хозяйкой, командовала слугами, но всё равно главным над ними был даже не отец, а Таур. С ней просто не спорили. А мать Братца вообще была для всех никем. После Братца она родила ещё троих вроде девочек, но те так быстро исчезали из дома, что не то, что запомнить, имени узнать не успевал. Пришёл в увольнительную, в саду розовая коляска в цветочках, пришёл в другую — коляски нет. Да он и не интересовался этим. А, наверное, стоило: девочки-то эти ему же сёстры. Но обдумать новые для себя соображения он не успел: началась раздача вечернего пайка.

42