После пайка поверка, раздача одеял, и… опять здорово живёшь! Надзиратель перед самым отбоем привёл к ним в камеру молоденького, семнадцати нет, паренька, пухлогубого и кудрявого, в аккуратной чистой рубашке и таких же брюках, со свёрнутым одеялом в руках. И даже не позвав Слона, надзиратель сам указал мальчишке на угол у решётки.
— Там ложись.
— Да, господин надзиратель, — улыбался и кланялся мальчишка, — как прикажете, господин надзиратель.
— Ложись и тихо. Старший, чтоб порядок был! Слышал?
Слон пробурчал что-то невнятное. Но надзиратель удовлетворённо сказал:
— То-то, — постучал угрожающе дубинкой по решётке и ушёл.
Мальчишка сел на пол, заискивающе улыбаясь смотрящим на него с нар. Лежавшие у стены встали и полезли на нары. Не поместившиеся легли под нарами.
— Подстилка надзирательская, — шепнул Зима Гаору.
— Понял, — так же шёпотом ответил Гаор.
— Старший, — вдруг позвал новенький, которому мальцы делали "слона", за что тот тут же получил новое прозвище "Хобот". — Слон, спишь?
— Ну? — после недолгого молчания откликнулся Слон.
— Я не понял, тута что, помойка никак? То новики, то голозадые, а теперь и это дерьмо.
— В самый раз для тебя, — тут же отозвался Гаор, сам удивившись на себя, но твёрдо зная, что отступать нельзя.
На нарах засмеялись, не над ним, а над Хоботом.
— Отбой! — донеслась команда надзирателя, — и чтоб ни-ни!
С его последним словом погас свет.
Наверху заскрипели нары, там, похоже, перебирались с места на место. Недолгая возня, и Хобот вместе со своим одеялом упал вниз.
— Под нары лезь, — сердито, но тихо сказал Чеграш, — или вон к стене ложись, а наших не замай!
Ворча и ругаясь шёпотом, Хобот полез под нары. Там не слишком радушно, но потеснились. Мальчишка у решётки завернулся в одеяло и затих.
Гаор заснул почти сразу, твердо решив ни во что не вмешиваться, да и с этим порядки везде одинаковы. Решит камера отметелить мальчишку, так и сделают, решит не мараться, значит, спим. Но тут опять подал голос Хобот и разбудил его.
— Эй, новик, — позвал он шёпотом, — Как тебя, Рыжий что ль? Ты на первичной сколько был?
Вопрос показался Гаору допустимым, и он ответил.
— Неделю.
— А здеся сколь?
Гаор прикинул в уме дни.
— Завтра неделя.
— Столько без бабы тяжело, — очень сочувственно сказал Хобот. — Ты б позабавился, а? А мы бы посмотрели. Голозадые, грят, любят это, до крайности.
Он ещё говорил, когда Седой и Зима одновременно ощутили, что место между ними опустело, настолько бесшумно сорвался с места Гаор.
Где лежит оскорбитель, Гаор по его голосу определил без труда. По-прежнему бесшумно он за ноги выдернул того из-под нар и навалился сверху, зажав "разведчицким", очень болезненным, исключающим сопротивление захватом. Тот даже пискнуть не успел.
— Я с тобой сейчас позабавлюсь, падла, по край жизни у параши спать будешь, — пообещал ему прямо в ухо Гаор.
Огромная пятерня опустилась ему на шею и оторвала от противника. Запихнув ногой Хобота под нары, Слон одним ловким броском отправил Гаора на его место, и, сердито посапывая, вернулся к себе.
Тишина была полная, но постепенно сменилась обычным ночным шумом из храпа и сопения, и Гаор заснул уже окончательно, правда, успев удивиться силе Слона. И впрямь по делу прозвище получил.
Утром, сразу после побудки, но перед поверкой, когда на нарах ещё зевали и почёсывались, надзиратель увёл мальчишку. Началась обычная утренняя толкотня у параши и раковины. Гаор как и все умылся, уже безбоязненно растерев по лицу пригоршню воды и проведя мокрыми ладонями по груди, завязал рубаху на животе. Хотя остальные делали так, потому что большинство пуговиц отсутствовало. У него они все были целы, но он "соблюдал форму", да и узел помогал поддерживать брюки. Он сильно похудел за эти две недели, а ремня, разумеется, не было. У многих, как он заметил, штаны поддерживались продёрнутой резинкой или шнуром, а у него брюки на застёжке. Жалко, хороший был костюм. Купил на два "ветеранских" гонорара. Тот, что ему подарили на выпуск, стал после дембеля мал, так и висел в отцовском доме в шкафу. А странно: так ремень у него отобрали, а шнурки и резинки оставляют. Будто ими задушить нельзя. И ошейник не помешает. Ну, если этот опять к нему полезет…
После поверки и завтрака, Седой сказал ему, как обычно, смеясь только глазами.
— Ну, молоток, Рыжий, по полной программе прописался.
— Ага, — поддержал Бурнаш. — А скрутил ты его здорово. Где так научился?
— На фронте, — ответил Гаор, настороженно издали следя за Хоботом, который ощупывал себе помятые бока и ругался.
— А там кого скручивал? Чтоб не лезли?
— Нет, в разведку когда ходил, за "языком", там и приспособился.
— Это как? — сразу заинтересовались парни.
— Это чо ещё за хренотень?
Рассказать о разведке Гаор не успел.
К решётке подошёл надзиратель со списком и стал выкликать номера.
— Точно, торги, — сказал Седой, выходя к решётке.
Гаор с замирающим сердцем следил, как выходят и встают перед решёткой Чалый, Чеграш, Зима, Гиря, Бурнаш, Сивый… и тут вызвали его. Он сорвался с места и встал в общую шеренгу. А вдруг и дальше повезёт. Всё будет не один, даже если не с Седым и его бригадой, что с Бурнашом, что с Сивым он уживётся. За ним встали Лысок, Малец, второй малец, ещё двое. Ого, четырнадцать человек, полкамеры, полное отделение, полвзвода.
— Выходи. Руки за спину, вперёд марш.
Мерное движение в общем строю, тамбур, он даже успел бросить быстрый боковой взгляд и увидеть на стене пульт, лестница, ещё одна, коридор. Пока их вели всех вместе, не разбили. Говорить в строю никому в голову не приходило, да и Гаор сейчас не нуждался ни в каких пояснениях. Куда б ни привели, пока со всеми, не так страшно.