Мир Гаора - Страница 69

Гаор ответил, жёстко разделяя слова.

— Я… перед… ним… кричать… не буду.

Плешак тихо вздохнул в ответ.

Лежать на спине было всё-таки больно, и Гаор осторожно, чтобы не столкнуть одеяло, повернулся на живот, обхватил руками подушку. Так показалось легче, и он заснул.

Ни тогда, слушая у ночного костра лейтенанта, ни сейчас, рассказывая об этом, он и не подумал применить это древнее поверье о проклятых родах и семьях к себе и к Юрденалам вообще. Может быть, и потому, что не верил. Об отце и его старшем брате-наследнике, погибшем в авиакатастрофе, ему ещё когда Сержант рассказал. Но Огонь Животворящий предателей выжигает, клятвопреступников метит, а уж за братоубийство… Нет, он не верил тогда, и не верит сейчас. Нет, может, Огонь, Вседержатель мира и Вликий Творец и есть, он не спорит. В училище он честно учил всё, что задавали на уроках закона божьего, выстаивал все положенные службы в училищном храме, читал и пел общие молитвы в столовой и в строю, но… но сам по себе нет, не верил. На фронте, этим не занимались, на фронте веришь во что угодно и как угодно, лишь бы выжить… амулеты, талисманы, полковой священник от Храма, молитвы… да молись, как хочешь, лишь бы другим не во вред. Рассказы же об агграх, разоряющих храмы и убивающих священников и молящихся, тем более оставляли его равнодушным. Особенно после того, как узнал на фотографиях аггрских жертв, знакомые места и понял, что это работа спецвойск. Нет, наверняка были и разрушенные храмы, и замученные священники, но вот кто это делает? Это, как говорится, совсем другая история. А после дембеля он, тем более, ничем таким голову не забивал. Кервин, правда, отозвался по поводу одного из его оборотов.

— Убери, мне только ещё в духовной цензуре объяснений не хватает.

Он согласился и убрал. Незачем связываться…

Выздоравливал Гаор медленно. Через два дня, на груди и животе стали выступать тёмно-багровые кровоподтёки. А в душевой кто-то ахнул.

— Паря, да ты со спины чёрный весь! И задница такая же!

Увидеть себя Гаор, разумеется, не мог, пришлось поверить на слово.

— Давай, паря, — сказал ему мывшийся под соседним рожком Мастак, — вытирайся и к Матухе. Пущай посмотрит тебя. Давай, давай, чтоб до отбоя успеть.

Память о словах Матухи, чтоб, если что сразу шёл к ней, и понимание, что уж Мастак никак не может его подставить, заставили Гаора выйти из-под душа, наскоро вытереться, одеться и идти к Матухе.

В коридоре он у первой встречной девчонки спросил.

— Матуха где?

— В спальне, — фыркнула она. — Заболел никак? Давай я тебя полечу.

Объяснять ей, что он думает о её лечении, Гаор не стал: успеется, он с этой быстроглазой ещё и перемигнётся, и перемолвится. А вот как ему в женскую спальню зайти?

Как и у мужской, решетчатая дверь женской спальни до отбоя отодвинута, и Гаор остановился у проёма в коридоре с тем, чтоб его заметили и окликнули, потому что обычно мужчины проходили, не останавливаясь.

Расчёт его оказался верен.

— Тебе чего? — сразу подошла к нему невысокая, ему до плеча, женщина с обычным узлом тёмно-русых волос на макушке.

— К Матухе я, — ответил Гаор.

— Аа, приключилось чего опять? — женщина сразу отступила, приглашая его войти, — Матуха, Рыжий пришёл к тебе.

Гаор несмело переступил порог, боясь ненароком сделать что-то не то. Но к счастью, идти далеко ему не пришлось. Койка Матухи была сразу налево от двери, и Матуха, увидев его, кивнула.

— Сюда иди, сейчас занавешу.

И быстро двумя большими то ли простынями, то ли распоротыми тюфячными наволочками отгородила пространство между двумя койками: своей и соседней.

— Что приключилось?

— Синяки выступили, — вздохнул Гаор, — сказали, чтоб к тебе шёл.

— А сам бы не догадался? — с ласковой укоризной улыбнулась Матуха. — Давай раздевайся, посмотрю тебя.

Гаор снял рубашку и майку, мгновение помедлив, и штаны, оставшись в трусах.

— Всё снимай, — сказала Матуха, — и не тяни, отбой скоро.

За занавеской фыркнули, и Гаор, невольно покраснев, судорожно оглянулся. Матуха засмеялась.

— Ох, доберусь я до вас, — строго сказала она. — А ты не стыдись. От погляда ни прибытка, ни убытка не бывает.

— Чего? — спросил Гаор, стаскивая трусы.

За занавеской ахнули в два голоса.

— Ничего, показывай красоту свою. Ох, и расписал он тебя. Девки, цыц, поротых что ль не видели.

Её пальцы быстро пробежали по его груди и животу.

— Больно?

Гаор пожал плечами.

— Не очень.

— Спиной повернись.

Гаор повернулся к ней спиной и прикрылся руками.

— Даа, — вздохнула Матуха, — такого и я не видела. Здесь как?

— Как везде, — мрачно ответил Гаор.

— А это что?

— Это осколочное, — ответил Гаор, — зажило давно.

— А спереди у тебя?

— Два пулевых.

— Пули достали, или так и сидит в тебе смерть-железо?

Последние два слова он не понял, но о смысле догадался и ответил.

— Достали. Там у меня ещё осколочные есть и ожог.

— И всё фронт?

— А что ещё? — горько вырвалось у Гаора.

Матуха за руку повернула его, осматривая бока, где тоже на рёбрах выступили синяки.

— Не скажи, я о всяком слышала. Перетерпеть надо, парень. Кровь из нутра мы тебе оттянули, вот она под кожу и выступила.

Гаор кивнул.

— Нутро не болит?

— Нет.

— И вот что? — Матуха на долю задумалась. — Есть такая штука, гимнастика, знаешь?

— Знаю, — улыбнулся Гаор.

— Вот и делай, чтоб у тебя там всё правильно зажило. Понял?

Гаор кивнул. Об этом — послеоперационная гимнастика от спаек — ему ещё в госпитале говорили, но как он при всех… И словно почувствовав его затруднение, Матуха сказала.