— Ни хрена себе, — потрясённо выдохнул Старший.
— А чего ж Гархем…? — Асил не договорил, но его поняли.
Ворон пожал плечами.
— Не знаю, скорее всего, потерять столько рабов сразу им невыгодно. Но с охраной очень хорошо поговорили и приказали держаться этой версии. У сволочи был припадок, а Рыжий вошёл в запретную зону.
— Понятно, — кивнул Асил, — ну ладноть…
— И ещё, — Ворон перевёл дыхание, — если вдруг начнут спрашивать, то всем надо держаться одного. Как Кису убивали, мы видеть могли. Как Рыжий к ней побежал, тоже. Тут можно правду говорить, а дальше, чтоб не запутаться. Крики слышали, но ничего не видели. Далеко это было. Только и видели, как Рыжего мимо нас в "ящик" проволокли. И всё. И на этом стоять вмёртвую.
— Сделаем, — кивнула Мать. — Мужики, всё поняли?
Старший, Юрила, Асил и Мастак кивнули, а Гаор мотнул головой.
— А у меня ещё вопросы есть. Ну, со мной, ладно, понял. Кису убили, не в себе стал, куда-то бежал, чего-то кричал, очнулся в "ящике", ладно. Ещё три вопроса, Ворон. Ответишь?
— Спрашивай, — усмехнулся Ворон.
— Чего тогда эту сволочь весь день потом ловили и припирали? Раз.
— Дурак, — улыбнулся Ворон, — этого не было. Обычная неразбериха и плохая работа. За это все и получили. Так, Старший?
— Так, — кивнул Старший, — я понял, по-другому и не говорим.
— Ну, — Ворон насмешливо смотрел на Гаора, — ещё вопросы.
— Откуда ты знаешь про дециму? Ты ж не военный. Или историком был? — позволил и Гаор себе насмешку.
— Нет, — серьёзно ответил Ворон, — я всегда был бухгалтером, интересовался историей, читал кое-что, но так… для себя. А децима… я дважды через неё прошёл. Уже рабом. Один раз оказался третьим, а отбирали пятых. А другой раз девятым из десяти. Ну, ещё вопрос.
Остальные смотрели на Ворона с плохо скрытым ужасом. Но Гаор упрямо, отбросив всё ненужное сейчас, продолжал своё.
— Кто и зачем нас будет спрашивать? И откуда ты всё про меня и это дело знаешь?
— С арифметикой у тебя напряг, — сожалеюще оглядел его Ворон. — Обещал три вопроса, а задаёшь… Ладно. Я бухгалтер, сижу на документах, и могу оказывать кое-какие услуги, не входящие в мои обязанности. Например, так составить налоговую декларацию, чтобы любимое государство получило со своего свободного гражданина как можно меньше. А в обмен на услугу, я могу кое-что иметь.
— Например? — жёстко спросил Гаор.
— Не то, что ты думаешь, информацию. Мне, пока я пишу и считаю, рассказывают. И сначала все охранники, а им как раз сейчас надо сдавать декларации, говорили, как пехтуру опасно доводить до крайности, и что жидка спецура против пехтуры. Понимаешь, о чём речь? А потом замолчали, будто им выключатель повернули. И мне стало не по-хорошему интересно. И я попросил об ответных услугах. Кто и за сколько это сделал, ни тебе, ни кому ещё знать незачем, но я посмотрел регистрационный журнал и твою карту. А кое-что я и раньше знал.
Он говорил, обращаясь только к Гаору, будто никого больше рядом не было, и остальные слушали их разговор, не вмешиваясь, и, кажется, даже дышать перестали.
— Рабское ведомство проверяет содержание и использование рабов. Обычно раз в год. У каждого владельца живого имущества, то есть рабов, есть карты на всех рабов. Обычно, это выписка из основной регистрационной карты, вручается при покупке и является документом на право владения. И есть регистрационный журнал, куда записываются самые крупные и опасные проступки раба и соответственно наказания. Понял?
— Содержание и использование на усмотрение владельца, — возразил Гаор.
— Верно, — усмехнулся Ворон, — но есть общие правила. Запрет на бритьё и обязательно открытая шея, чтобы был виден ошейник, например. Хозяин может одевать тебя в шёлк и бархат, но твой ошейник при этом должен быть виден, морда небрита, а волосы не закрывают глаза и шею. И должны быть свои, уже придуманные самим хозяином правила и запреты, и за их нарушения тебя должны наказывать. Должны, понимаешь? Но без членовредительства. Потому что умышленно необоснованная порча раба слишком рано приводит к его утилизации, а ведомству это невыгодно, оно имеет свой процент с каждой продажи. Ему невыгодно, чтобы мы дешевели. Как попустительство, так и необоснованная порча штрафуются, вплоть до конфискации нерационально используемого имущества. А использование записывается в карту. Здесь, да, простора больше, я бухгалтер, а был и грузчиком, и… много чего было, но посадить тебя за руль, если в твоей карте не отмечено, что тебя можно так использовать, нельзя. Ты обучишь Махотку, и в его карте сделают соответствующую запись, цена Махотки поднимется, поэтому практическим знаниям учить можно. Но по хозяйскому приказу. Махотку дали тебе в подручные, значит, разрешили учить. Салагу учат на кладовщика. Ещё или понял? А за тобой особый присмотр. Потому что ты на выплате. И хозяин, если тебя убьют или покалечат по его недосмотру, отвечает. Поэтому ты и получил "ящик" вместо пули. И в журнале это так отмечено: за выход в запретную зону.
— И что? — спросил Юрила, — каждая порка так отмечается?
— Не каждая, — пожал плечами Ворон, — но что-то наверняка. Если никого ни за что не наказывают, значит, хозяин не следит за рабами и попустительствует им. Теперь вот ещё. В этом году проверки ещё не было. Когда она будет, будут нас о чём спрашивать или просто просмотрят документы и пройдутся по спальням, я не знаю и узнать не могу. Это надо напрямую даже не с Гархемом, а со Сторрамом говорить. А я почему-то ещё хочу жить. Но ждать можно и нужно всего. — Ворон оглядел всех чёрными блестящими сейчас как зеркало на административном корпусе глазами, — они могут всё. Я такое видел и знаю, что все бомбёжки и танки, и что ты ещё там орал, это так… детские игры на лужайке. А смерть будет не наказанием, а благом, спасением от мук, — и снова в упор на Гаора. — Ты, фронтовик, шибко храбрый и хочешь геройствовать, хрен с тобой, валяй, но один, понял, не тяни за собой остальных. Я, что знал, сказал, а дальше сами решайте.